На кухне что-то закипело, забулькало, и уже оттуда доносился энергичный, звонкий, полный ненависти голос Маргариты Семеновны:
– Я это так не оставлю! Если муж тюха тюхой, то сама постою за честь семьи! Сама! Я покажу этому Яковлеву, где раки зимуют! Попомнит! Что делать остается, когда мужика в доме нету?
... Утром следующего дня Маргарита Семеновна привела четырехлетнего сыночка Юрочку в детский садик и потребовала: «Подайте мне сюда Яковлева!»
ПЕТУХ
Пригородный дизель-поезд монотонно отстукивал колесами, останавливался через каждые пять минут – высаживал и подбирал людей, а потом, слегка напрягшись, набирал скорость. Пассажиров в каждом вагоне было – что селедки в бочке: не каждому повезло даже удобно стоять.
Обычная в таком случае картина: одни дремлят, другие впили серьезные лица в детектив или в газету, третьи же, которым повезло или нет с местом, безразлично кидают взгляды на пробегающий за окном пейзаж. И вдруг: «Ку-ка-ре-ку-у!» Вагон грохнул от смеха. Петух внес такое оживление, что не передать. Потом «ку-ка-ре-ку-у!» повторилось. Смех был уже не такой дружный, как минуту или две назад, но все же был... Словно артист, отвечая на аплодисменты благодарных зрителей, петух продолжал развлекать людей, пока те наконец-то совсем не насладились его пением. А позднее и петух замолчал, и люди притихли. Снова – детективы, газеты, безразличные взгляды за окно, на соседа. Да вот что интересно: ну, а если бы петух закричал где-то на сельской улице? Пой себе, никто и глазом не моргнет. На городской же – интересно, откуда он здесь? В вагоне – тоже интересно. Всему, говорят, свое место. Так и с этим петухом получилось.
Возможно, я и не вспомнил бы обо всем этом, но очень уж интересным показался мне дедок, который вез крикуна в корзинке. Деревенский дедок. Он подсел где-то посреди дороги, и проехал всего две остановки.
– Это особенный петух, – кидал дедок короткие взгляды по сторонам.– Ему цены нету. Таким петухам памятники надобно ставить, а моя баба – да ну ее! – забей да забей. Вишь ты, что надумала сделать. Нет, Петя, тебя в обиду не дам. Ты меня выручил, и я тебя не обижу. Родина своих героев помнит. А это ж, братки, перебрал я надысь грешным делом, голова раскалывается на части, а баба фигу вместо похмелки подсовывает. Знаю, что есть. Злой, глаза бы мои ее не видели на то время. Я к ней и так, и этак, а она заупрямилась – хоть ты что ей делай. Помираю, можно сказать, а не понимает. Где ж бабе мужика понять? Ну! И медали, что на фронте заработал самым честным путем, не в зачет. Сижу на лавке во дворе, горюю. А тут, вижу, петух в палисаднике ковыряется... Заинтересовался я, наблюдаю... И – верите? – показалась крышка... Я еще больше заинтересовался. «Давай, давай, Петя, не тот ли это клад, который и для меня интерес имеет?»– подбадриваю. Так! Она, трехлитровая банка! Чудеса! От радости я подняться с лавки не могу – ноги отняло. Подбегаю все ж, помогаю петуху... он мне, как разумное существо, уступает: пожалуйста, дальше сам копай. И стоит рядышком, наблюдает за мной. Вытаскиваю. Фу-у! Вот тут я, благодаря петуху, и поправили без того никудышное свое здоровье. Так что, этот петух – герой. А баба: забей, в чугунок ему пора. Это кому? Петуху этому? А смолы ты не ела, старая? Ни за что. Пока сам живой - и петуха не дам в обиду. Вот и спасаю его, бедолагу. К дружку своему везу, пусть у него поживет... подальше от вражьего глаза... А жене скажу: так откуда ж я знаю, куда он, Петя, девался? Не видел, скажу. А Степан в обиду не даст. Он меня поймет. Продлим активную жизнь петуху. А то, вишь ты, в чугунок... Много чего вы хотите-желаете от нас, бабы! Скажи, Петя?
Петуха же, пока и вез его дедок, не было слышно: спал. Как все равно знал, что нет причин волноваться, мужчины выручат, как когда-то и он их...
АЛЛЕРГИЯ
В аллергическое отделение обратился больной – мужчина средних лет, немножко ожиревший, лицо в красных пятнах, вроде бы его кто раскрасил.
– Задыхаюсь, доктор, – пожаловался он.
– Это я вижу. Как и вижу, что у вас аллергия. Интересно, от чего она могла появиться?
– Сам не знаю. Водку не пью. Пиво тоже. Что вы, что вы! И близко не подношу... Одеколоном не пользуюсь. Сосед вон, Таранькин, от него задыхался. Цветы не нюхаю. А что ем? Да что теперь мы едим, известное дело: картошка и сало. Раньше у меня – вы отметьте, товарищ доктор – никогда ее, заразы, не было, аллергии этой. Сначала думал, на жену она... Так нет – половину отпустил на курорт, а болезнь эта еще больше прогрессировать начала.