Жменькин еще долго стоял на ватных ногах, даже почувствовал, что пошатывается, хотя ветра и не было. Крутые парни сели в «Форд», порулили, не оглядываясь, своей дорогой. Жменькин же сел в «Мерседес», тот легко завелся. Жменькин возрадовался: «Фару разбил... Подумаешь! И бок немножко помял. Было бы из чего сыр-бор начинать. Мелочи. Едет – и порядок... Ага, так я вам и отремонтирую. Ждите!»
Отьехав немножко от места аварии, Жменькин заметил, что крутых парней задержали гаишники. «Оперативно работают. Молодцы!» – похвалил он милиционеров, а сам свернул в переулок – отсюда ближе до Чемеровки.
Проспавшись, Жменькин долго лежал в мягкой маминой постели и думал, что делать ему с этим «Мерседесом».
ХВАТИЛО БЫ ШНУРА...
В квартире писателя Барханова поздно вечером зазвенел телефон.
– Если Шапкин – меня нету! – бешено замахал на аппарат писатель.– Опять, как и утром, стихами замордует! Слышишь, родная? Нету, нету!
Но Шапкин предусмотрел, что писатель Барханов может замахать руками на телефон и попросить жену, чтобы та сказала, что хозяина нету, поэтому подделал голос. Жена Барханова, ни о чем не догадываясь, позвала мужа, который уже забился на всякий случай куда-то в угол:
– Да не Шапкин. Подходи, подходи, не бойся.
Барханов аж присел, когда с ним заговорил Шапкин.
– Сегодня, после того, как читал вам те пятнадцать стихотворений утром, написал еще семь! – подчеркивая, что он не лишь бы кто, а самый что ни на есть передовик в поэтическом цеху, любого, даже профессионала, за пояс заткнет, затрубил Шапкин. – Слушаете, Юрьевич? « Косил сегодня я на лугу, полз жучок мне по пузу...»
– Погодите, – наконец Барханов пришел немного в себя.– Погодите... А сколько страниц занимают ваши стишки?
– Сколько? Сейчас, сейчас... Почти двадцать!
– Вы мне, пожалуйста, все сразу прочитайте, без антрактов и комментариев,– попросил Барханов. – Я их тогда лучше воспринимаю...
– Согласен! – кивнул где-то на другом конце провода неунывающий Шапкин и начал читать...
Барханов осторожно положил трубку возле аппарата и молча подсел к телевизору - как раз начинались «Новости», его любимая передача. Как, пожалуй, и у каждого нормального человека.
Через несколько минут он подошел к телефону, поднес к уху трубку. Шапкин все еще читал, и делал это он на удивление эмоционально, торжественно, вроде бы стоял на сцене перед большой аудиторией и та вдохновляла его.
В тот вечер у Барханова родилась идея: приобрести длинный шнур. Тогда и вовсе не страшно будет – пусть читают ему по телефону хоть и романы, от слушания которых он пока отбивается, но вот-вот, чувствует, не устоит, сломается – повергнут. Их, как и стихи, рассказы, пьесы, можно будет слушать тогда на кухне, перед телевизором, на балконе, в постели и даже в туалете. Везде. Хватило бы шнура!
ПЕРЕБРАЛ!..
Все чаще и чаще Петрунчик думал-гадал, как подкатиться к начальнику отдела Сидорчику. Надо. И неотложно. Причина на это была самая важная и злободневная: начал замечать подчиненный, что тот в последнее время смотрит на него волком, укусить готов. Поэтому Петрунчик чесал за ухом, рассуждая: «Что ж могло случиться? Какая муха его цапнула? Не иначе, они, нежелательные, замаячили на горизонте, то уже и начал сортировать людей... меня, значит, отбросил... на мусорку... Вишь, вишь, косится, вроде бы я ему фигу показал. Сожрать готов. И слопает, чего хорошего!»
Но как подкатиться к Сидорчику, как подточить контакты, Петрунчик не знал. Обручи, кажется, вот-вот на голове полопаются, а придумать что стоящее – ну никак! Хоть плач. Существует эта же чертова субординация, не скажешь, сдернув шляпу: «А вот он и я! Привет, старик! Как наше ничего?»
Нет, что ни говорите, а для такого важного визита необходима и важная причина. Петрунчик дергался, суетился, часто моргал глазами: «Думай, думай, Петрунчик! Иначе загремишь ты, чувствую, на биржу труда, вручат тебе метлу».
И он, кажется, додумался.
Как раз вчера Петрунчик случайно столкнулся на городской улице с шефом. Тот не шел, а плыл: шеф был под хорошим шафе. Где-то, видите, хорошенько клюнул, не иначе на холяву, и Петрунчик удовлетворенно потер ладонями: а что, если это использовать, а? А он и помнить не будет...
Утром Петрунчик осторожно постучал в дверь начальника отдела.
– Входите! – услышал он бархатный голос Сидорчика. – Входите, входите! Пожалуйста!
От такой вежливости Петрунчик аж растерялся. Он потоптался еще немного в пороге, не веря услышанному, и шагнул к столу Сидорчика, который светился, словно лампочка. Не скажешь, что вчера пил горькую. Но было же...