— Ты меня искал, что случилось?
Сафонов всплеснул руками:
— Вот же, старость, не в радость, совсем забыл. Голубь почтовый из Червленского городка прилетел. Пишут, что вернулся с Дона Алексей Семушкин с посланием от донских казаков. Донцы от царя отойти хотят и нас за собой зовут.
Атаман невесело усмехнулся и сказал:
— Нашли время, когда восстание поднимать. Лучше бы помощь прислали, а то завтра сметут нас, вот и вся недолга.
— Не скажи, атаман. В письме написано, что Семушкин завтра с Каиб-султаном встречается, и договариваться с ним станет. Поэтому надо войско, что нас осадило, предупредить о перемирии, а то по незнанию крови много прольем, и мириться трудней будет.
— Ладно, — пробурчал атаман и направился к воротам.
Поутру закубанцы сами выслали переговорщиков, которые уже знали о временном перемирии, а через три дня воины Каиб-султана снялись со своих стоянок и отправились домой.
Алексей Семушкин, один из посланцев атамана Булавина, все-таки сговорился с Каиб-султаном Кубинским. Угрозами заиметь кровников в лице всех казачьих войск, он изрядно припугнул вождя закубанцев, который осознал, что может быть, если он все же разрушит терские городки, а народ вырежет, как собирался. А дабы гордый потомок самого Чингиз-хана не потерял лицо, ему было обещано пятнадцать тысяч золотых червонцев, полученных от гетмана Мазепы, и тысяча племенных кобылиц.
Войска Каиб-султана покидали владения Терского Войска. Казаки провожали закубанцев недобрыми взглядами, а один старый дед, сгорбленный и припадающий на левую ногу, будто пророчествуя, сказал:
— Ничо, у нас теперь сила будет. Как разберемся с царем, так десятикратно все вернешь, Каиб-султан Кубинский.
Войско Донское. Черкасск. 18.09.1707.Перед тем как казнить, бывшего войскового атамана Лукьяна Максимова сотоварищи секли плетьми и допытывались, где находятся сворованные ими деньги. Однако Максимов молчал. Понял, что его близким ничего худого не сделают, и упирался до самого конца. А вот провинившиеся старшины, почти все, за исключением пары человек, рассказали настолько много, что писцы полковника Лоскута эту информацию записывать не успевали. Тут тебе и воровство, и приписки, и сговор с царскими чиновниками, и выдача беглых крестьян, а так же распродажа общественных земель и угодий российским помещикам. И еще они своих подельников сдавали, которых оказалось очень даже немало.
В общем, если бы имелся интерес устроить чистку рядов, то с Максимовым заодно можно было еще сотни две зажиточных людей Войска Донского на колени поставить, да бошки им срубать. Но, пока столь суровые меры не требовались и никто из предводителей восстания, включая отца и полковника Лоскута, о массовых репрессиях не задумывался. Наверное, по той простой причине, что у каждого были грешки, а родственные узы и кумовство, как паутина опутывали всю верхушку донского общества. Тронешь одного, а он твой сват, другого, и окажется, что троюродного брата прессуешь. И в итоге, после того как Максимова с изменниками казнили, бумаги с показаниями старшин легли на дно прочного сундука, который находился в комнате войскового писаря и главного донского разведчика полковника Лоскута.
Власть на Дону сменилась, и Черкасск опустел. Войска выступили в поход, и в городке, помимо жителей, остались только полсотни казаков, войсковой атаман, Лоскут со своими боевиками и несколько человек, включая меня, занятых канцелярским трудом в войсковой избе.
Где-то далеко полным ходом шла война. Банников наступал на калмыков, Скоропадский подходил к Таганрогу, а остальные казачьи войска, они же армии, выдвигались к границам Войска. У нас же, и у меня в частности, тишь и гладь. Утром подъем, зарядка, выездка на лошади, короткая тренировка и часам к десяти утра прибытие на рабочее место. Затем Лоскут дает мне задание на день. В основном, перебирать и сортировать древние войсковые документы и карты, которые необходимо почистить от вековой пыли. И так до самого позднего вечера я занимался этим неблагодарным делом, глотал пыль и вчитывался в ветхие бумаги с пергаментами.
Сегодняшний мой день, от предыдущих ничем особо не отличался. До тех пор, пока в полдень, под конвоем лоскутовцев, не приехал Илья Григорьевич Зерщиков, который, как выяснилось, прятался у моего дядьки Акима Булавина, богатого купца из станицы Рыковской. Но, кто ищет, тот всегда найдет, и хитрого лиса обнаружили. Под стражу его брать не стали, и руки крутить не кинулись, а пригласили проследовать в Черкасск для беседы с новым войсковым атаманом.
Зерщиков посмотрел на дюжих парней, которые за ним прибыли, пригорюнился и отправился в путь-дорогу. Видимо, он ожидал наказания, но неожиданно для себя, стал главным квартирмейстером и интендантом всех армейских соединений Войска Донского. От такого поворота судьбы он ошалел, и поначалу, расплылся в благостной улыбке. Неизвестно, то ли барыши от новой должности подсчитывал, то ли радовался тому обстоятельству, что не вскрылись его аферы с покойным Максимовым. Но улыбался он недолго, поскольку батя его сразу предупредил, что за ним будут постоянно наблюдать и в случае подозрений на его счет, он может считать себя покойником. Илья Григорьевич все понял правильно, в глубокой задумчивости почесал свою голову, прикинул, что деваться ему некуда, и согласился принять важный пост.