Только отбыл Илья Григорьевич, направившийся в родную станицу Аксайскую, как перед войсковой избой, остановив горячих коней, еще не отошедших от быстрой скачки, остановилось два десятка всадников. За исключением одного, широкоплечего сорокалетнего бородача, по виду предводителя, все они молодые чернявые парни лет около двадцати, в папахах, серых черкесках с газырями для пороха и при богатом справном оружии. Всадники остались на соборной площади, и двое, пожилой вожак и совсем молодой паренек с приятными чертами лица, немногим старше меня, проследовали к атаману.
Все это я видел в приоткрытое окно со второго этажа, и никакого особого значения приезду новых людей, похожих на черкесов, не придал. В последние деньки, в войсковой избе столько народу перебывало, что поневоле никакого внимания на это уже не обращаешь. Охрана пропустила гостей, значит так и надо. Но здесь случай был особый, так как меня вскоре вызвали к атаману.
Непонятно, зачем я отцу понадобился, но лишних вопросов в голове не возникло. Я вошел в помещение, где проходили все советы руководителей Войска, и где заседал войсковой атаман. Только оказался внутри, как сразу же попал в крепкий замок из двух сильных рук. Первая реакция, конечно же, недоумение. Вторая, легкий испуг и, не долго думая, я саданул правой ногой, обутой в сапожок с окованным задником, в ногу того человека, который меня схватил.
— Вишь ты, подрос как, — услышал я гулкий бас и оказался на вытянутой руке перед грудью того пожилого здоровяка, который командовал только что прибывшими всадниками.
— Что же ты, — донеслось следом от отца, который сидел в своем кресле, и весело посмеивался, — дядьку родного не признал? Чуть что, так сразу пинаться. Нехорошо.
Действительно, передо мной оказался Петр Афанасьевич, старший из четырех братьев Булавиных, который находился на службе турецкого султана, проживал в городке Ачюев и считался кубанским казаком. Теперь-то мне стало понятно, кто к нам в гости заехал и, после того как меня опустили, я шмыгнул носом и сказал:
— Извини дядька Петр. Не признал, да и как же тебя узнать, если я тебя видел всего раз, да и то, когда мне четыре года было.
— И то, верно, — пробасил дядька и кивнул себе за спину. — Знакомься, тетка твоя, Ирина, жена моя.
Я посмотрел на второго гостя в комнате, молодую и весьма привлекательную брюнетку лет семнадцати с большими красивыми глазами, одетую, как и парни на площади.
— Здравия вам, тетушка, — кивнул я подбородком.
На незнакомом языке девушка что-то быстро ответила и, блеснув белоснежными ровными зубками, мило улыбнулась, а Петр Афанасьевич, слегка хлопнул меня по плечу и пояснил:
— Она черкешенка и наш язык пока плохо понимает.
— А что она говорит?
— Рада, что обрела новых родственников.
В разговор снова вступил отец:
— Ну, раз все знакомы, то поехали к нам домой? Ты как Петр?
— Сначала дела, брат. Я не один и не просто так приехал.
— Что же, давай поговорим…
Все присели за стол, отец вопросительно посмотрел на Петра Афанасьевича, и старший Булавин спросил:
— Ты письмо Хасану-паше и мурзе Сартлану писал?
— Было такое, — согласился Кондрат. — С Василием Борисовым отсылал.
— Ты всерьез степняков и наших казаков в помощь против царя зовешь?
— Казаков да, всерьез. Пришло время им в родные края вернуться. А закубанцам сейчас не до наших дел, и я про это знаю. Здесь расчет на то, что если нас прижмут, то, может быть, удастся пересидеть на Кубани, или хотя бы детей с женами у вас спрятать. Кроме того, нам лошади нужны, торговый маршрут хотим с вами наладить.
— Мы так и подумали, — Петр Афанасьевич огладил свою черную как смоль курчавую бороду и продолжил: — Поэтому я к тебе и приехал, да не один, а с тумами, которые хотят Войску Донскому служить.
— Тумы это полукровки? — невольно спросил я.