- Знаем! - выкрикнул донской старшина Карп Казанкин, который, по слухам, совсем недавно претендовал на место начальника атаманской охраны, но получил отказ, и с той поры затаил на Кондрата некоторую обиду. - Про Россию скажи!
- Хорошо, можно и про Россию. Под нашим полным контролем огромная территория от Гурьева и Яицкого городка на востоке, до Дмитриевска, Тамбова и Козлова на севере. Орел, Саратов и Тулу пока взять не удалось, ну и бог с ними, никуда они не денутся.
- Не про то вопрос, Кондрат, - снова голос Казанкина, который в поисках поддержки оглядывается на своих товарищей. - Ты нам успехами разум не забивай, а лучше про царя Петра скажи. Говорят, что он с Карлом Шведским замирился, независимость Польши и Украины признал, а теперь всем своим войском на нас собирается выступить. Это правда?
- Ишь ты, - Кондрат посмотрел на Карпа и недобро ощерился, - только недавно ты Петра Антихристом величал, а теперь он тебе снова царь. Назад решил сдать, предательство готовишь?
- Да, я ведь не про то, атаман...
Казанкин гонору резко поубавил, а отец подошел к нему вплотную и, посмотрев прямо в его глаза, сказал:
- Всему свой черед, Карп, и каждому воздастся по делам его. Ты хочешь меня с войсковых атаманов сместить?
- Нет.
- А раз нет, то слушай меня и не перебивай.
- Я все понял.
Кондрат вернулся в круг и, оглядев сидящих на лавках атаманов и полковников, снова заговорил:
- Итак, мы держим за собой огромные территории, на которых нас поддерживают местные горожане и крестьяне, уже успевшие своих бояр и помещиков переколотить, да добро их разграбить. Однако вступать в наше войско они не хотят, а желают воли, за которую не надо платить своей кровью. Поэтому я считаю, что в случае сильного давления на наши армии со стороны царевых войск, мы за российские города держаться не станем, а сведем всех людей, кто с нами заодно, и отступим на Дон.
- Верно говоришь, Кондрат!
- Хотят свободы, пусть дерутся за нее!
- Кто с нами, тот уже в казачьих армиях и семьи этих людей на нашей земле!
Сторонники войскового атамана снова поддержали своего лидера, и Кондрат, унимая шум, опять вздел над головой булаву.
- Теперь, непосредственно к тому, про что Карп Казанкин говорил. Да, царь московский окончил Северную войну и теперь готовится к походу на Дон, который планирует начать от Тулы в конце мая. Сведения об этом точные, так что можете не сомневаться, атаманы-молодцы. Известно, что против нас выступят три армии под командованием генералов Шереметева, Репнина и Меншикова. Общая численность вражеских войск больше ста тысяч солдат и драгун при большом количестве пушек. И помимо этого, по слову царя в поход против нас выйдут подчиняющиеся Петру башкирские орды, которые от Уфы нанесут удар по яицким казакам, Гурьеву и Астрахани. Сколько будет башкир, никто не знает, даже царь, орда есть орда, но не меньше тридцати тысяч всадников. Поэтому мой вопрос к сходу такой, атаманы-молодцы. Как встретим царя с его армиями? Поклонимся ли мы ему в пояс ради прощения или же будем бороться за нашу волю и жизни доверившихся нам беглецов?
На какое-то время наступает тишина и все помещение наполняется шумом. Десятки сильных глоток выкрикивали разные слова, но смысл всех речей был один. Большинство атаманов были готовы продолжить войну против России до победного конца. И только два десятка донских старшин, среди которых основными были Казанкин, Турченин, Ефремов, Юдушкин, Наумов и Соколом, по-прежнему промолчали. Им было что терять и царь для них не враг, с которым надо биться до победного конца, так что для богатых старожилов только два варианта имеется: бегство или предательство.
Отец молчание наших старшин заметил, конечно, но претензий им не высказал, а продолжил двигать свою тему:
- Раз так, атаманы-молодцы, то войну с Петром не останавливаем и от слов своих не отрекаемся. И сразу вам скажу, браты, что драка будет жестокая и много кровушки казацкой на землю прольется, но я уверен, что победа все же будет за казаками, ибо с нами Правда и среди нас нет предателей. У нас найдется, чем ворогов встретить, и мы их встретим. Здесь и сейчас, не место для того, чтобы наши военные планы до всех присутствующих доводить, поэтому, командиров армий и отдельных корпусов прошу завтра с утра явиться в войсковую избу на военный совет.
Сказав это, Кондрат повел речь о делах в Войске и об отличившихся в этом году людях, которых набралось около пятидесяти. Пошла раздача ништяков в денежном эквиваленте и большинство вопросов по награждению храбрецов и умельцев было решено положительно.
Затем войсковой атаман уступил свое место Илье Зерщикову, который отчитался о том, что на Богатом Ключе поставлен пороховой завод, который уже начал выдавать продукцию, благо сырье имеется в достатке. Кроме того, Илья Григорьевич похвастался тем, что вскоре будет налажено производство ружей: оборудование имеется, и все остальное в наличии: металл, уголь и мастера, так что к весне первая партия отличнейших драгунских карабинов отправится в войска.
Только Зерщиков с круга вышел, как ему на смену появился Игнат Некрасов, войсковой Судья Чести. И он был немногословен. За пренебрежение казачьими законами на территории Войска казнено сорок семь человек и отловлено около шести сотен гультяев, которые отлынивали от службы в войске и от работ на благо общества. Все кто желает знать подробности этих дел или имеет к нему претензии, могут навестить его вотчину, здание суда, старую войсковую избу. Претензий к Некрасову предъявлено не было, полномочия его продлили, и он закончил свой доклад словами, что полностью поддерживает действия войскового атамана.
Некрасов ушел и за ним появился дядька Аким Булавин, войсковой казначей. Аким, как человек обстоятельный, давал весь расклад по финансам неспешно, с чувством, с толком, с расстановкой, и говорил он минут двадцать. Большинству атаманов его доклад был не особо интересен, а вот донские старшины, те сразу ушки навострили, так же как и я. И надо сказать, я услышал для себя немало интересного. В Черкасск, то есть в распоряжение Акима, стекались огромные средства. Во-первых, это добыча всех войсковых соединений, продвигавшихся по России. Во вторых, небольшой налог на войну, введенный в этом году для всех казаков. В третьих, торговый налог и денежные средства с общественных промыслов: в основном соляных и рыбных. И за год через его руки прошло порядка пяти миллионов рублей, по нынешним временам огромнейшие деньги. Правда, в казне эти средства не задерживались, было необходимо кормить и снабжать армии, платить жалованье казакам и бурлакам, обеспечивать беженцев, и часть рубликов тратить на содержание войсковых ведомств. В итоге, чистый остаток на конец года в казне невелик, всего-то сорок семь тысяч рублей.
После дядьки опять появился отец, решались всякие незначительные вопросы, и на этом сход окончился. Кто не договорил и имел личные вопросы, тот остался на разговор с Кондратом, но большинство людей, обсуждая решения войскового круга, покинуло помещение, и разошлось по Черкасску. Поначалу, хотел последовать за ними и сразу отправиться домой, все же только что с дороги. Но увидел, что полковник Лоскут кивает мне на выход, мол, пошли со мной, и направился за ним вслед.
Вскоре мы оказались в его вотчине, левом крыле здания, где работало около десятка писцов. Прошли между широких удобных столов и вошли к нему в кабинет, небольшое теплое помещение с большим окном. Я кивнул за спину и сказал:
- Серьезно у вас все, новое здание, писцов прибавилось, и охрана строже стала.
- Расширяемся, - равнодушно бросил Лоскут. Затем он пристально посмотрел на меня, и заметил: - А ты вырос Лют, вытянулся, воином стал. Молодец, достойным казаком станешь.
- Растем, - подражая ему, с деланным равнодушием произнес я, хотя стоит признать, что похвала старого химородника мне была приятна.