Я застал ее за чтением романа.
— Что случилось? — спросил я.
Она спокойно ответила:
— Милый друг! Я не могла, мне помешали.
— Что помешало?
— Так... Разные дела.
— Но... Какие же дела?
— Один скучный гость.
Я решил, что она скрывает от меня настоящую причину, но, видя ее спокойствие, быстро забыл об этом. Я рассчитывал наверстать потерянное завтра, с другой.
Итак, во вторник, в большом волнении, страстно влюбленный, я поджидал маленькую чиновницу и даже досадовал, что она не приходит раньше условленного часа. Каждую минуту я глядел на часы, с нетерпением следя за стрелкой.
Стрелка показала четверть, потом половину, потом два часа... Я не мог усидеть на месте, ходил взад и вперед по комнате, прижимался лбом к стеклу, ухом к двери, прислушивался: не подымается ли она по лестнице?
Вот уже половина третьего, наконец три часа! Я хватаю шляпу и бегу к ней. Представь себе, она читала роман!
— Что случилось? — воскликнул я в тревоге.
Она ответила так же спокойно, как моя старая подруга:
— Дорогой! Я не могла, мне помешали.
— Что помешало?
— Так... Разные дела.
— Но... какие же дела?
— Один скучный гость.
Разумеется, я сразу заподозрил, что она знает все; однако она казалась такой кроткой, такой безмятежной, что в конце концов я отбросил свою догадку и поверил в странное совпадение, не считая ее способной на подобное притворство. В течение часа мы вели дружескую беседу, причем к нам раз двадцать врывалась ее маленькая дочка. Потом я ушел, крайне раздосадованный.
И представь себе, на следующий день...
— Произошло то же самое?
— Да... И на другой день то же. И так продолжалось три недели без всякого объяснения, без малейшего намека на причину их странного поведения; однако я стал догадываться, в чем дело.
— Они все узнали?
— Ну да, черт бы их взял! Но каким образом? Ах, сколько мучений я вытерпел, прежде чем все понял!
— Как же ты узнал наконец?
— Из писем: они обе в один и тот же день, в одинаковых выражениях дали мне окончательную отставку.
— Ну?
— Ну так вот... Ты знаешь, дружище, что женщины вечно таскают на себе целую уйму булавок и заколок. Шпильки в волосах — к этим уж я привык, остерегаюсь их и боюсь как огня, но есть другие, гораздо более коварные, проклятые булавочки с черной головкой; нам-то, болванам, они кажутся совершенно одинаковыми, но женщины прекрасно их различают, как мы отличаем лошадь от собаки.
Словом, моя маленькая чиновница, очевидно, забыла у меня такую предательскую штучку, воткнув ее в драпировку у зеркала.
Моя старая подруга с первого взгляда обнаружила на материи эту черную точку величиной с блоху и, не говоря ни слова, вытащила ее и воткнула на ее место свою булавку, тоже черную, но другого образца.
На следующий день чиновница хватилась своей заколки и сразу же заметила подмену; тут у нее явилось подозрение, и она воткнула две булавки, крест-накрест.
Моя любовница ответила на этот телеграфный знак, воткнув три черных шарика один над другим.
Таким способом они продолжали сноситься между собою, без слов, выслеживая друг друга. Потом моя старая подруга, более решительная, обернула острие булавки тоненькой бумажкой, на которой написала: «До востребования, бульвар Мальзерб, С. Д.».
Они обменялись письмами. И я пропал. Ты сам понимаешь, что на этом они не остановились. Они действовали осмотрительно, со множеством уловок, со всею осторожностью, необходимой в подобном случае. Затем моя прежняя любовница сделала смелый шаг и назначила свидание той, другой.
О чем они беседовали — понятия не имею! Знаю только, что мне дорого обошелся их разговор. Вот какие дела!
— Это все?
— Все.
— Ты с ними больше не видишься?
— Да нет, я продолжаю с ними видеться, но только как друг; мы не совсем порвали отношения.
— А между собою они встречаются?
— Как же, дорогой мой, они стали закадычными приятельницами.
— Так, так! А это не наводит тебя на мысль?
— Нет, а на какую?
— Ах ты балда! Да заставь же их снова втыкать булавки по очереди!