— Здра… тьфу. Кха. Ррр!..
— Ты ж был у меня уже. Мало оплевал? Иди к начальнику.
— Здравия жела… кха… хр…
— Да ты что, смеешься? Курьер, оботри мне штаны. Катись к доктору!
— Драсьти… Не дают!
— Что ж я сделаю, голубчик? Идите к начальнику.
— Не пойду… помру… Урр…
— А я вам капель дам. На пол не падай. Санитар, подними его.
— С нами крестная сила! Ты ж помер?!
— То-то и оно.
— Так чего ты ко мне припер? Ты иди. Царство тебе небесное, прямо на кладбище!
— Без снимка нельзя.
— Экая оказия! Стань подальше, а то дух от тебя тяжелый.
— Дух обыкновенный. Жарко, главное.
— Ты б пива выпил.
— Не подают покойникам.
— Ну, зайди к начальнику.
— Здрав…
— Курьеры! Спасите! Голубчики родненькие!!
— Куда ты с гробом в кабинет лезешь, труп окаянный?!
— Говори, говори скорей! Только не гляди ты на меня, ради Христа.
— Билетик бы в Москву… за снимком…
— Выписать ему! Выписать! Мягкое место в международном. Только чтоб убрался с глаз моих, а то у меня разрыв сердца будет.
— Как же писать?
— Пишите: от станции Зерново до Москвы скелету такому-то.
— А гроб как же?
— Гроб в багажный!
— Готово, получай.
— Покорнейше благодарим. Позвольте руку пожать.
— Нет уж, рукопожатия отменяются!
— Иди, голубчик, умоляю тебя, иди скорей! Курьер, проводи товарища покойника!
Заседание в присутствии члена
Впервые — газ. «Гудок», 1924 г., 17 июля.
Новость в два мгновенья облетела всю станцию Ново-Бахмутовка: будет заседание не простое, а в присутствии члена Авдеевского учкпрофсожа. И в назначенный час зал клуба заполнился пролетарскими лицами членов профсоюза. Возбуждая общее внимание и симпатию, за столом президиума красовался член учкпрофсожа.
Началось честь честью: избрали председателя, и тот, качнувшись, как былинка, и конфузясь, заявил:
— Пл… ТЬперича, стало быть, секретаря надо…
— Верно! — подтвердили мозолистые голоса в зале. — Васю Гузина!
— Васю так Васю, — сказал председатель и обратился к члену: — Васю хочут.
— Ну и что ж, — ответил член. — пускай. Я против Васи ничего не имею.
— Итак, большинством голосов Васю… — начал председатель.
— Товарищи, — раздался Васин голос, — я покорнейше прошу отказаться, в силу причины малограмотности, так как я только что кончил ликбез.
— Вася, не дрефь! — загремел зал. — Неужто, Вася, ты не можешь скребнуть пером раз пять для общего блага?
И под гром рукоплесканий Вася занял место за столом.
— Первым вопросом у нас стоит, на каком основании поперли со службы дорогих товарищей Дзюбу, Душебу и Самиську без всякого ведома профсоюзов? — заявил председатель. — Предлагаю высказывать.
Зал немедленно высказал негодование бурным ропотом.
— Ша. — молвил председатель, — который-нибудь один.
Но встали сразу двое и вперебой высказались:
— Это все мастер!
— ПД-девять, чтоб ему ни дна ни покрышки!
— Он говорит, ваш, говорит, профуполномоченный на шесть месяцев, а я мастер навсегда!
— Ловко загнул! — грянул зал.
— Прочтите акт номер один…
— Правильно! — крикнул кто-то.
— За номер десять уволили!
— Как это так — правильно?!
— Тише! — погибая в волне народного гнева, взвыл председатель. — Кто за? Я голосую — прошу поднять руки! Вася, пиши.
Лес рук поднялся и тотчас же. как подрубленный, опустился.
Вася макнул перо и написал:
«Прочтите акт № 1 заслушали за № 10 воздержавшие 6 человек неправильное сокращение ПД-9 Федоренко».
Потом подумал и приписал:
«Разъяснение подтверждено за № 8 Гавриков и Филонов».
— За что я голосовал?
— Сначала!!
— Объясни, председатель, за что руки поднимать?!
— Ну, сначала, — бледнея, сказал председатель.
— Это что ж такое. — заговорил некто. — разгрузка земли производилась в праздничный день… Сверхурочные, а вместо отдыха шиш с маслом?
— Этого мастера в цистерне утопить!!
— Не допускается убийство! — надрываясь, крикнул председатель.
— Халатный.
— Бузотер!
— Керосин получен, а мы его и в глаза не видали.
— А на перегоне сидели без воды три месяца.
— А где профуполномоченный?
— А мастер говорит — его во взятке уличил пять пудов картофелю!
— Кто кого уличил?!
— Тиш-ше! — кричал председатель, утирая пот. — Вася. пиши.
Бледный Вася начал строчить:
«Слушали: «Получен материал керосин и другие предметы ПД-9 околодка не отказались».
«Постановили: «Керосина не получали недопустимо предъявлено ПД-9 ок. Федоренкова».
— Его из союза надо вышибить?
— Кого?!
— Камыш восемь дней на водокачке косили, а он на месте остался.
— Исплоатация труда!
— Горячие у вас парни. — растерявшись, сказал член председателю, — беда!
— Что ж таперича делать? — спросил председатель.
— Ты голосуй, — посоветовал член, — они, может, заткнутся.
— Голосую, товарищи! — заныл председатель.
— За кого? — гремело в зале.
— Ясное дело. Духу чтоб не было!
— Кого?!
— Кто за — тот руку!
— Наоборот, вон его, к свиньям!
— Которого?
— Федоренкова мастера!
— Ага!
— Кто за то. чтобы его исключить? Раз, два. три. Вася, пиши…
«Исключить за 15 голосов», — написал Вася.
— Ура! Выкинули, — ликовал зал.
— Потрудились, зато очистили союз!
— А теперь что? — спросил председатель у члена.
— Закрывай ты заседание, — ответил тот, — ну их к богу.
— Объявляю закрытым! — облегченно крикнул председатель.
— Правильно, — ответил бахмутовский народ. — ко щам пора.
И с грохотом зал разошелся. Вася подумал и написал «Заседание закрыто 7 часов».
— Молодец, Вася, — сказал председатель и спрятал протокол.
Примечание «Гудка»
В основе фельетона — копия протокола заседания членов профсоюза на ст. Н.-Бахмутовка от 19 июня. Протокол этот — верх бестолковщины.
Совершенно непонятно, как могло идти таким образом заседание, на котором присутствовал член авдеевского учкпрофсожа?
Как школа провалилась в преисподнюю
Транспортный рассказ Макара Девушкина
Впервые — газ. «Гудок», 1924 г., 1 августа.
— Это что! — воскликнул известный московско-белорусско-балтийский железнодорожник Девушкин, сидя в пивной в кругу своих друзей, — а вот у нас на Немчиновском посту было происшествие, так это действительно номер!