Саше Розенбауму год. 1952 г
Саша, мама Софья Семеновна и младший брат Володя.
Жена Лена с дочкой Аней. 1977 г.
С дочерью и племянницей Машей (она слева).
В ночном с друзьями. 1986 г.
С однокурсниками-медиками.
Удачная рыбалка во время гастролей по приволжским городам. 1990 г.
Пикник под Самарой. 1992 г.
«Когда было получше со свободным временем, я часто проводил его верхом на лошади».
С медсестрой в больнице Екатеринбурга, где Александру однажды буквально спасли жизнь после тяжелейшего отравления. 1996 г.
В кабине самолета Л-39 на аэродроме Батайска. 1993 г.
На даче с «членом семьи», бультерьером Лаки. «Мы с ним бойцы».
«Езжу на «Кадиллаке»...
Новогодний поросенок. 1991 г.
Торт на 39-летии.1990 г.
С продюсером Беллой Купсиной, Владимиром Винокуром и Львом Лещенко в день 40-летия. 1991 г.
С Даниилом, сыном любимого продюсера. 1999 г.
С нанайцами.
«Я всю жизнь связан со спортом». В тренажерном зале. США, 1996 г.
«После путешествия на Амазонку Андрей Макаревич стал для меня настоящим другом». Январь 1999 г.
Когда я писал песни про войну, еще не побывав в Афганистане, то писал переполняемый фантазиями. Помню, как один умник спросил меня: «Что вы про эту войну пишете? Что вы вообще в этом понимаете?» Я смолчал, а потом спросил: «Чем вы сейчас занимаетесь?» Мой собеседник, известный писатель, ответил: «Пишу роман о Древней Руси». «Интересное дело, — говорю, — для меня война раз в пятьсот ближе, чем для вас Древняя Русь. Почему же вы можете писать о Древней Руси, а я о войне — нет?»
В годы моего детства все было пропитано войной. Вся наша жизнь прошла в линейках, в «труба зовет», в «будь-готов — всегда готов!», в рассказах о молодогвардейцах.
Каждый из нас, из послевоенного поколения, примерял эти «роковые сороковые» и на себя. Я, конечно, слышал военные песни Высоцкого, но мои опыты — это вовсе не подражание ему. Если мне что-то и удается, то только потому, что мы оба достаточно начитанные люди, наделенные даром перевоплощения, хорошей фантазией.
Приезд любого человека из нашей страны для солдат и офицеров в Афганистане был праздником. Когда же приезжал артист, это был двойной праздник. Но я, собственно, был не только артистом-гастролером. Выделить меня среди военных можно было только по гитаре. Я не расставался с солдатами ни днем ни ночью. Садился с ними в бронетранспортеры, летал на самолетах и вертолетах. Без всего этого я ничего бы не написал.
Больше всего поразили гробы, которые грузили в самолет — солдаты там называли его «черным тюльпаном». Когда увидел эту картину, стало особенно тяжко. Потом, когда пришел в себя, написал об этом песню.
Кстати, в моем детстве отец мало рассказывал о войне. Я вообще заметил, что люди, хорошо знающие войну, о ней говорят мало, больше и охотнее рассказывают о войне штабисты, тыловики, политработники. А из фронтовиков надо буквально клещами вытаскивать, где, на каком фронте воевал, сколько друзей погибло и как. Обычно вспоминают веселые случаи.
Первый раз на военной песне я прокололся, потому что не видел войну афганскую и не представлял себе, что это совершенно разные войны. Я написал песню «В горах Афгана», когда еще в Афганистане не был. Она получалась — за исключением одной строчки, которая и похоронила для меня всю песню. У меня там такая фраза: «Когда хоронят товарища, равняйтесь на знамя». Это у меня получились полковые похороны сорок третьего года, с политруком. А в Афгане на знамя никто не равнялся… Какие там похороны? В вертолет — и до свидания. Никаких там знамен красных в атаку никто не поднимал.
Это к вопросу о том, что ты можешь, а чего ты не можешь. Великую Отечественную войну мы вполне достоверно знали и могли представить по книгам, рассказам родителей, кино. Но, все равно знаний о Второй мировой войне мне не хватило для фантазии о войне афганской. Потому те две строчки и похоронили всю песню. А вот когда я побывал в Афганистане несколько раз, лишь после этого написал «Черный тюльпан», «Караван» и «Дорога длиною в жизнь»… Это было уже мое ощущение войны.