Когда его повели в палату, еле ворочая языком и с трудом произнося слова, из-за закупоренного носа, он сказал:
— Мне нужно позвонить.
— Утром, — ответила врач.
— Нет. Меня дома потеряли. Наверняка, уже с ума сходят. Мне НУЖНО позвонить! — не унимался гнусявить Архип.
— Пойдемте в палату, там скажете номер, я позвоню.
— Вы напугаете своим звонком. У меня матушка (он специально сказал именно это слово) старенькая, её сердце не выдержит, если ей сообщат, что я в Областной Больнице. Да ещё, после операции. МНЕ нужно позвонить! Пожалуйста.
Врач думала — она же не изверг и понимает, каково сейчас матушки Архипа. Потом открыла ординаторскую, мимо которой они медленно брели, включила свет и пропустила Архипа к телефону. Только тут Архип понял, что совершенно не помнит номер телефона Юльки — её сотик был забит в его, и высвечивался под именем «Заяц», а номер он позабыл, как только его вколотил. Номер своего сотового он и в помине не знал. (А кто знает номер своего сотового?) Тогда он набрал номер домашнего телефона Покуля, который, если и не дома, то автоответчик-то точно у него включен. Так и получилось — Ленкин голос просил оставить сообщение после сигнала. «Я в областной больнице, — сообщил Ленкиному голосу Архип. — В челюстно-лицевой. Андрюха, позвони Юльке, скажи, что всё нормально. Принесите мне мой телефон». И подумав секунду, он добавил: «Целую, твой суслик». Ему казалось это сейчас смешным. И положил трубку.
— Спасибо, — поблагодарил он врача.
— Не за что, — ответила врач.
Его довели до палаты, усадили на кровать, обложив подушками и одеялом, прикатили тяжёлую, железную, белую стойку для капельницы, воткнули в вену иглу и сказали: «Сиди смирно. Аминокапроновая кислота — кровь должна остановить. Сиди, и не делай резких движений. Смотри, чтоб иголка не выскочила. Как кровь остановится — всё хорошо. Вену внутри носа тебе перебили. Не остановится кровь в течение двух дней — пиши завещание. Уловил? Думаю, всё будет нормально. Удачи! Если что — позовешь, вот кнопка». И ушла врач, оставив приоткрытой дверь в коридор.
Вокруг на кроватях зашевелились перебинтованные люди. «Опять упыри!» — подумал Архип, а в слух произнес: «Обрадовала!»
Архип, тихонько прислонил разбитый затылок на холодную железную спинку кровати, расслабил (наконец-то) истерзанное тело и, безотчетно изредка проглатывая кровь, незаметно уснул.
Когда расцвело, «упыри» оказались довольно милыми людьми, слегка побитыми, но уже идущими на поправку бедолагами — хуже всего и всех здесь выглядел (и имел состояние здоровья) Архип. Он так и не понял — спал он или продолжал драться, или всё ещё сидел на операционном кресле, или спорил с ментами, что ружье они ему обязаны вернуть, или серое утро в больничной палате ему только снится и эти люди в пижамах с разбитыми лицами.
Но утро пришло, как назло, солнечное, летнее, с шумным гомоном птиц за окном, с привкусом крови во рту, с раскалывающееся головой, со жжением в левой руке «в районе локтевого сустава», с болью в правом боку, с нетерпимым желанием курить, хотя и дышать-то было не легко!
Морда Архипа, надо сказать, представляла из себя ни столько жалкое, сколько смешное зрелище: глазенки превратились в узкие щёлочки над надувшимися синюшными щеками; нос разбарабанило до невероятных размеров, где каждая пора напоминала кратер вулкана (даже Архип это видел) и из носа торчали куски окровавленной ваты; губы разбитые, опухли и стали варениками; перемотанный верх головы и заклеенная пластырем переносица превратили его шарабан в самодельный шлем лисихинского мотоциклиста. В общем, хреново он выглядел — даже родная «матушка» его бы не узнала. Да, он сильно заболел! Вот так! Нормально сходил за «Клеопатрой»!
Капельница — собака — ещё не кончилась! Рука под иглой онемела.
В восемь часов пришел врач.
— Как? — спросил он.
(Теперь врачом был мужчина).
— Хор! — ответил Архип.
— Не понял, — сказал врач.
— Жаль, — сказал Архип.
— Ну, пошли на перевязку, — врач выдернул иглу из вены, приложил мокрую ватку.
Архип согнул руку, придавил ватку, почувствовал, как побежали мурашки по руке.
Врач помог ему подняться.
Кровь ещё текла в глотку — Архип чуть не подавился.
Нежадно и обильно смочив перекисью вату, торчащую из носа, врач немного расшатал тампоны, потом резко выдернул один.
Боль прошпилила мозги!
— Блядь! — непроизвольно вырвалось у Архипа, и он крепко схватил подлокотники.
— Спокойно, — сказал доктор. — Ещё одну.