– Скорей! Скорей! – кричал, задыхаясь, господин Стэнтон. – Я уверен, это был наемник сэра Гнури, младшего брата герцога, он хочет титул! Пресветлое Небо! Мальчик с утра только и говорит, что о чудесном подарке, наверное, уже сидит у дверей… Ему вручат игрушку и… Одно небо знает, что будет! Вы говорите, этот злодей выглядел точно как я? Пальто, гогглы, шлем и прочее?
– По крайней мере, очень похоже, я на первый взгляд принял вас за него.
– Ну конечно! Он все продумал… Я в таком виде часто езжу по поручениям герцога. Подмены никто не заметит, ведь свет притушен, чтобы праздничные гирлянды ярче сверкали… никто ничего не заподозрит!
– И во всем обвинят меня! – Герберт старался не терять самообладания, что было бы очень опасно на такой скорости, но голос предательски дрожал. – Какой демонский план он задумал! Что он запихал в игрушку?.. Меня следовало бы повесить! Как я мог не подумать, что из дурацкой пушки-хлопушки легко сделать настоящую бомбу! Если ребенок пострадает, я этого не переживу!
Наконец показался город. Снегоход с визгом промчался по главной улице, – к счастью, немноголюдной в такую погоду. Редкие прохожие, как зайцы, шмыгали в сторону, лишь завидев несущуюся на огромной скорости машину. Герцогский дворец, сияющий праздничной иллюминацией, уже виднелся впереди.
– Сигнальте! – велел Стэнтон, разглядев, что ворота закрыты. – Еще!.. Сильней!
Сняв шлем, он на ходу распахнул дверь, высунулся наружу и что-то заорал выбежавшим привратникам. Вряд ли они расслышали слова, но поняли, что происходит нечто ужасное и быстро распахнули ворота; Герберт погнал снегоход по парковой аллее и вскоре с визгом затормозил у дверей роскошного дворца.
Мужчины ворвались внутрь. Первое, что они увидели – валяющуюся на полу прямо посреди холла пушку. А второе – юного наследника герцогства, живого и невредимого, горько рыдающего в объятиях няни.
* * *
– Это настоящее длинночное чудо, Милдред, – в седьмой раз повторил Герберт, залпом осушая третью чашку чаю. – Я не устаю благодарить Небеса. Просто чудо.
– Г-гра… фон, – пробормотала, не просыпаясь, бабушка.
– Ну, не граммофон, – улыбнулась Милдред, – но все же перестань повторять про чудо и расскажи, наконец, что произошло.
– Я чуть не умер со страху, а вы про граммофоны! – возмутился Герберт, но все же взял себя в руки. – Мы немедленно велели всем отойти подальше, я разобрал эту проклятую пушку и, представь себе, внутри оказалась взрывчатка! – его передернуло. – Бедного мальчика разорвало бы на куски, если бы он выстрелил из пушки! Но, к огромному, огромному счастью, этот негодяй, агент сэра Гнури, когда закладывал взрывчатку, сломал пусковой механизм пушки! Между кристаллами оказался какой-то шарик с дырочкой, а передаточную шестеренку он, видимо, отломал и выбросил, не поняв ее назначения. Мальчик без толку дергал за веревочку, ничего не происходило, и он, конечно, заплакал. Но самое главное – взрывчатка не сработала! Уф! Какое всё-таки невероятное чудо!
– Ну, успокойся, наконец, Герби, успокойся. Но неужели это сойдет ему с рук?
Герберт немного просветлел лицом.
– Не думаю. Вся стража герцога уже бросилась на поиски, а рессору ты сама видела, далеко ему не уехать. Давай ужинать, Милдред?
– Давай. Бабушка, вы уже проголодались? Можно убрать со стола ваше вязанье? Ой, кажется, с одной спицы петли сползли…
Милдред ушла на кухню. Герберт продолжал сидеть в кресле, совершенно обессиленный, вертя в руках извлеченный из пушки шарик, который он, кажется, совсем недавно где-то видел.
Бабушка развернула свое кресло, подъехала к камину и только тогда позволила себе довольную улыбку. Когда тебя перестает слушаться собственный язык, молодые думают, что и головушка твоя приказала долго жить.
Нельзя сказать, что ум ее был ясен, как прежде, но выжившей из ума старухой госпожа Плаер точно себя не чувствовала. Да вот хоть сегодня… Всю жизнь она поражалась, как другие могут не замечать, что им лгут прямо в лицо. А ведь глупые дети едва не отпустили этого лже-Стэнтона, не приняли ее предупреждения всерьез; хорошо хоть, что с уловка с гремящей рессорой сработала. Будь мобиль в порядке, и то времени хватило бы – руки бабушки оставались руками превосходного машинера.
Она взяла спицы, на одной из которых не хватало круглого наконечника, ловко приладила вместо него медную шестеренку и принялась подбирать убежавшие петли сухонькими узловатыми пальцами.