Разница между нами в том, что мне все равно. Если моя жена чего-то хочет, я сделаю все, чтобы это осуществить.
— Не могу поверить, что ты это сделал, — говорит Эсмерей, после чего несколько раз моргает, как будто пытается убедиться, что у нее не галлюцинации. — Но как… Несколько минут назад мы были с моей семьей и они не были одеты в фиолетовое.
Я ставлю нас перед алтарем и слегка улыбаюсь ей.
— Немного затянули время.
Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но ее прерывает лай. Если это возможно, слезы наворачиваются на ее глаза еще сильнее.
Эсмерей отрывается от меня и почти опускается на колени, чтобы поймать Пурпура, у которого на шее фиолетовая лента, костюм, который сшила для него Рейв и коробочка с нашими кольцами.
— Хороший мальчик, — она гладит его по голове, затем подхватывает на руки.
— Что ты делаешь? — спрашиваю.
— Он — часть этого, Кай. Это все равно, что не подпускать к себе ребенка, когда мы собираемся пожениться, — говорит она мне, прижимая Пурпура к груди.
Я не пытаюсь бороться с ним, потому что знаю, что у меня нет ни единого шанса, поэтому протягиваю руку к собаке и глажу ее по голове, заставляя радостно вилять хвостом.
Мы проходим ту же церемонию, надевая кольца друг другу на пальцы, в тот момент как Пурпур сидит на ее руках. Я смотрю на свое кольцо, удивляясь его простоте. Это толстое кольцо и я не удивляюсь, когда замечаю на нем маленькую фиолетовую деталь. Я улыбаюсь своей жене.
Одна моя рука обхватывает ее сзади за шею, в то время как другая оказывается у нее на бедре, притягивая ее ближе ко мне, пока наши гости скандируют.
Ее ладонь ложится мне на грудь и на секунду сжимается там, прежде чем она поднимает ресницы и смотрит на меня. Пухлые губы приоткрываются, ее язычок скользит по нижней.
— Целуй! Целуй! Целуй! — слышатся всеобщие крики и Эсмерей бросает на них косой взгляд, сдерживая смех. Пурпур лает и она опускает его на землю, что ему совсем не нравится, судя по тому, как он прыгает нам на ноги.
Их голоса затихают, когда я прижимаюсь губами к ее губам, посасывая немного слишком грубо, как отчаявшееся животное. Она издает звук, который отдается прямо в моем члене, поднимает руки к моей шее и удерживает их там. Эсмерей прижимается ко мне и я углубляю наш поцелуй, чувствуя, как ее грудь прижимается к моей рубашке. Я бы отдал все, чтобы одежда не мешала нам, но она к этому не готова, не тогда, когда она еще не знает себя.
Я готов ждать столько, сколько потребуется.
Ее язык находит мой, скользит по нему, а я молю Бога, чтобы, когда мы оторвемся друг от друга, мой член не выпирал у меня из штанов.
Она делает то, чего я не ожидал — она зажимает мой язык зубами, погружая их так глубоко, что я почти уверен, что до крови.
Мы отодвигаемся на некоторое расстояние, затаив дыхание, и ее лоб прижимается к моему.
— Сегодня вечером тебе не придется причинять себе боль, чтобы держать свои руки подальше от меня, — она прячется за пунцовым румянцем, а на ее губах появляется понимающая и соблазнительная улыбка.
ГЛАВА 41
Эсмерей
— Почему ты так долго? — спрашивает Кай из нашей спальни, пока я пытаюсь надеть сексуальное белье, которое Навия подарила мне после свадьбы.
Она купила мне черное, но мне хотелось, чтобы оно было фиолетовым, поэтому пришлось внести некоторые коррективы. Я взяла материал и повсюду сделала маленькие бантики, снова поставив свою метку на том, что мне не принадлежало.
— Иду! — объявляю, распыляя последний спрей духов на кожу, прячась под полотенце.
Трясущимися руками я открываю дверь и вхожу в спальню, где он ждет меня, растянувшись на кровати в одних боксерах. Его взгляд жадно блуждает по моему телу, останавливаясь на каждом дюйме моей обнаженной кожи.
— Почему ты не одета? — он что-то бормочет, его челюсть подергивается.
Кай выпрямляет спину и закидывает ноги на край кровати, когда я подхожу ближе и пробираюсь между его бедер. На самом деле для этого требуется много мужества, поэтому я начинаю говорить только тогда, когда уверена, что мой голос не дрожит.
— Кто сказал, что я не одета? — спрашиваю я, и наблюдаю, как темнеют его глаза, когда я укладываю его на спину. Он приподнимается на локтях, наблюдая за мной. — Я одета, но не так, как ты думаешь.
— Нет? — он игриво приподнимает бровь, бросая вызов.
На секунду я начинаю нервничать, ведь разница в возрасте наводит мост между нами. От этой мысли у меня перехватывает дыхание, особенно когда мой взгляд задерживается на его свежевыбритой бороде и мускулах на его теле. Что, если ему не нужна такая молодая девушка? У него, должно быть, огромный опыт. Он не хочет быть с девственницей.
— Я девственница, — выпаливаю я.
— Я понял, — кивает он, наклоняя голову в мою сторону. — Зачем ты мне это говоришь?
Что он сказал? Будь собой и высказывай то, что думаешь? Что ж…
— Потому что я хочу, чтобы ты был первым у меня, а также хочу знать, будет ли это проблемой для тебя, — говорю на одном дыхании, вздергивая подбородок и выдерживая его пристальный взгляд.
Он молчит, ничего не говорит, но прикасается ко мне глазами. Он слегка приподнимает туловище, протягивает руку и захватывает пальцами край моего полотенца, смотрит мне в глаза, когда тянет его вниз, и оно падает мне на колени.
Кай кладет руки мне на бедра, его палец натыкается на кружевное белье, которое на мне надето. Я дрожу, тяжело дыша, пока его ладони исследуют мое тело. Его руки путешествуют от моих бедер, а взгляд скользит по бантикам до самой груди, где он слегка приподнимает лифчик.
Но затем он убирает руки от меня, ложась на спину.
— Отвернись к стене, — требует он незнакомым мне тоном. Я не жду, пока он повторит это дважды. Я делаю, как он говорит, на дрожащих ногах, поворачиваясь к нему спиной.
Мой муж ерзает у меня за спиной, одна его рука ложится мне на поясницу, когда он подталкивает меня дальше.
— Ноги шире.
Я вздрагиваю от силы и мрачности в его голосе, делая то, что он мне сказал. Его пальцы прокладывают новый путь от тыльной стороны моего колена к округлости моей задницы, где он не торопясь рисует круги. Он останавливается только тогда, когда я извиваюсь от этого ощущения и заменяет их поцелуями.
Он целует каждый дюйм моей кожи, которая под его губами горит все жарче и жарче, моя киска истекает, при мысли о том, что он делает нечто большее, чем прикосновения, которые я считаю невинными по сравнению с тем, что у меня на уме.