Я слегка наклоняюсь к кровати, с силой хватаю ее за волосы и заставляю встать на колени между моих ног. Она удивленно ахает, слезы наполняют ее прекрасные глаза от того, как сильно я ее сжимаю. Эсмерей смотрит, как мой твердый член шлепает ее по лицу с невинностью, которую мне не терпится разрушить.
— Соси, — требую, направляя ее голову к головке моего члена. Она облизывает его один раз, мурлыча от удовольствия, прежде чем взять половину.
Этого недостаточно, хотя моя голова запрокидывается назад, а кровь радостно урчит от возбуждения, пронизывающего ее. Поэтому я собираю ее волосы в хвост и толкаю ее, пока она не давится моим членом, а изо рта у нее не течет слюна. Эсмерей поднимает на меня взгляд, по ее щекам катятся слезы, она часто моргает.
Я закрываю глаза, забыв, где нахожусь, и зная, что моя единственная цель — кончить. Оргазм становится все ближе с каждым движением моего члена у нее во рту.
— Боже, Рейв. Если твоя киска будет такой же тугой, как и рот, ты меня убьешь, — говорю я, и образ того как я трахаю ее на спине проносится у меня в голове, вызывая оргазм.
Открываю глаза, желая насладиться каждой секундой выражения ее лица, когда она почувствует вкус моей спермы на своем языке и горле. Она несколько раз давится, но проглатывает все это без жалоб. У меня дрожат колени, когда она высасывает последнюю каплю, прежде чем выплюнуть ее изо рта, и я протягиваю руку, чтобы вытереть немного белой жидкости, которую она пропустила и отправляю ее обратно ей в рот.
Эсмерей стонет, ее глаза закатываются, когда она проводит языком по пальцу, который я ввел внутрь.
Как только этот момент заканчивается, холодная дрожь пробегает по моей спине, и все кажется не таким приятным, когда я был у нее во рту. Осознание приходит быстро, когда она встает на ноги, приподнимается, прежде чем скрыться в ванной.
Я протягиваю ей руку и половина того, что я хочу сказать, срывается с моих губ, пока она не закрывает за собой дверь.
— Мне... жаль.
ГЛАВА 47
Эсмерей
«Прости» — слово, которое я слышу, засыпая, снова и снова, когда Кай прижимает меня к себе под одеялом, его слезы каскадом стекают по моему плечу, а тысячи извинений он шепчет мне на ухо.
«Прости» — слово, которое постоянно крутится у меня в голове, когда я просыпаюсь ровно в пять утра и спускаюсь вниз, чтобы приготовить ему завтрак, чтобы показать ему, что даже если он причинит мне боль, я всегда буду рядом с ним.
«Прости» — слово, которое преследуют меня, когда я выхожу в сад, холодный утренний воздух проникает под мою пижаму и высушивает слезы на моих щеках.
Скрестив руки на груди, я смотрю на восходящее солнце и закрыв глаза, наслаждаюсь тем, как его лучи ласкают мое лицо. Я делаю глубокий вдох, заставляя себя оставаться невозмутимой и безразличной.
Я не могла отказать ему, не тогда, когда это было первое и единственное, о чем он попросил. Но это было больно. Не то чтобы я удовлетворила его и дала ему разрядку, но из-за выражения его глаз, из-за того, что его мысли были далеко и никогда не присутствовали при этом. Для него меня даже не было рядом. Я не существовала, а если и существовала, то единственное, что я должна была делать — это угождать ему и ничего больше.
Он заставил меня почувствовать себя самозванкой, которая стала свидетелем того, чего не должна была делать. Как будто я вторглась в чью-то личную жизнь, которая не хотела, чтобы я была там. Даже если он был рядом, я чувствовала себя одинокой. Такой одинокой.
Потом я напоминаю себе, что ему было больно, и он никогда не хотел причинить мне боль. Он был настолько подавлен, что не понимал, что делает со мной и в тот момент ему было все равно.
Кай прав. Это не мой отец умер, это был его отец и если он хочет так горевать, я могу либо отойти в сторону и смотреть, как он распадается на части, либо быть рядом с ним в любой форме, в какой он захочет.
Я его жена. Мой долг быть рядом с ним. И в горе, и в радости.
Вчера он назвал меня «любовь моя». Я не знала, как реагировать на его состояние, но и не хотела делать из мухи слона. Но мне нравилось это прозвище, и я люблю его до сих пор. Это больше всего похоже на любовь.
В свободном кармане у меня звонит телефон, и я вытираю слезы с лица ладонями, несколько раз моргаю, чтобы взять себя в руки. Я достаю его и замечаю, что звонит неизвестный номер. Сначала я не решаюсь ответить, но потом думаю, что мне звонит один из его братьев, и снимаю трубку.
— Алло?
— Как же я скучал по твоему голосу, моя прелесть, — замираю, как только его голос раздается в динамике. — А теперь будь умной девочкой и если рядом кто-то есть, веди себя так, будто разговариваешь с кем-то другим.
Я сглатываю, оглядываюсь по сторонам и кроме домработницы, поливающей цветы, здесь никого нет. Я улыбаюсь ей в ответ и она возвращает улыбку, прежде чем вернуться к своей работе.
— Лейси Грейвс и Сиэль Гамильтон сейчас в Коста-Рике. Какое совпадение, — смеется он, и у меня мурашки бегут по коже. — Я давно хотел спросить, но немного стеснялся. Ты вернешься ко мне, моя прелесть?
Какое отношение ко всему этому имеют Лейси и Сиэль? Он перескакивал с одной темы на другую, как сумасшедший психопат, каким он и является.
Я стискиваю зубы.
— Единственный способ, которым ты заберешь меня из его дома — это смерть.
Экономка поворачивает ко мне голову, нахмурив брови. Я еще раз улыбаюсь ей и отхожу подальше, а в трубке раздается смех Картер.
— Видишь, Эсмерей, ты не понимаешь. Зачем мне так относиться к тебе, если ты мне безразлична? Чего не скажешь о младшей сестре твоего мужа или о твоей сестре-ангеле.
— Вот откуда я знаю, что ты в отчаянии, — бормочу я, чувствуя, как кровь закипает в жилах. — Ты угрожаешь мне жизнями женщины и ребенка, — выплевываю, весь мой гнев готов был разорвать меня надвое. — Я рада, что сбежала с твоей свадьбы.
— Нашей, — поправляет он меня, как будто все, что я говорила до сих пор, не существует. — У тебя есть две минуты, чтобы выйти за ворота и сесть в машину.
Я сглатываю, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.
— А иначе?
Он, не колеблясь, отвечает.
— Иначе у тебя не будет возможности похоронить их трупы. И не пытайся хитрить со мной.
Картер вешает трубку, но моя рука так и остается прижатой к уху, я отказываюсь шевелить ею. Покидать этот дом — единственное место, где я чувствовала, что я где-то на своем месте — это последнее, что я хотела бы сделать, но с тех пор, как я вошла в этот дом, я не принесла с собой ничего, кроме проблем.