Его здесь попросту нет.
Паника, паника, паника! Сердце разгоняется до бешеной скорости, и кажется, что меня вот-вот порвёт на части.
Неуклюжая попытка устоять на ногах заканчивается провалом — левую лодыжку пронзает острая боль. Из моего рта вырывается глухой стон. Я растерянно машу свободной рукой и внезапно попадаю по чему-то твёрдому и, судя по звукам, достаточно чувствительному. Рывком срываю пакет с головы, но почти сразу получаю пинок в грудь.
Проходит несколько секунд, прежде чем я понимаю, что лежу на рельсах. Подвёрнутая лодыжка ноет от боли. Удар выбил из лёгких весь воздух, и кажется, что я разучилась дышать. К краю платформы подлетает сотня одинаковых лиц — взволнованных, испуганных, взбешённых. Среди них всего на секунду мелькает грязная чёрная маска.
Грохот приближающегося состава лишь усугубляет ситуацию. Я понимаю, что меня сейчас стошнит.
Но надо действовать быстро.
Собрав всю волю в кулак, я ныряю в пространство между рельсами и накрываю голову руками. Здесь пахнет пылью, испражнениями и смертью.
Перед моими глазами — Эмили, тонущая в луже собственной крови.
Я помню её. И я не хочу быть следующей.
Глава 8
Каролина
Расталкивая прохожих, ветер врывается в метро и увиливает за последним поездом, унося за собой мелкий мусор. В большом городе все куда-то торопятся — именно поэтому здесь невозможно не выпить чашечку кофе. За покрытой зонтиками толпой я едва различаю мигающую вывеску метро. Неудивительно, что мой потенциальный убийца так легко скрылся. Ему даже не пришлось стараться: в общей суматохе у него едва ли была минутка, чтобы перевести дух.
Мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь спросил, кто он. Ответ крутится у меня на языке.
С наслаждением потягивая капучино, который Эл специально купил для меня недалеко от станции, я внимательно рассматриваю лица выходящих из метро пассажиров. Стараясь не сильно мешать фельдшеру перевязывать мою ногу, я наклоняюсь вбок и замечаю единственного мужчину в балаклаве, поднимающегося по лестнице с пакетами продуктов. Что-то он не похож на убийцу. Хотя… Не все убийцы носят маски. Так или иначе, тот, из-за кого я вынуждена отсиживаться в карете скорой помощи, как сквозь землю провалился.
А может, и нет.
Поправляя накинутый на плечи плед, я медленно перевожу взгляд на единственного человека на несколько миль, у которого был мотив. Какой? Объясню чуть позже. Эл берёт показания у одного высокого мужчины, который помог мне подняться на платформу, и что-то записывает в блокнот. Это мне в нём и нравится: он берёт быка за рога раньше, чем его об этом попросят.
Забота, поддержка, горячий кофе… Женщине вроде меня нужно так мало, чтобы потерять голову. Но что, если он делает это лишь для отвода глаз? Я точно помню, сколько занимает дорога отсюда до участка, и уверена: Эл не мог приехать так быстро.
Чутьё невозможно утратить, вспоминаю я.
Эл оставляет свидетелю свою визитку, жмёт руку на прощание и возвращается ко мне.
— Нападавший действовал… аккуратно. Ни лица, ни отпечатков на твоей куртке, ни суматохи в толпе.
Я продолжаю молча вглядываться в мелькающие лица. Мы оба знаем, что «метро» и «аккуратность» — несовместимые понятия. На такую ювелирную работу способен только профессионал.
Фельдшер заканчивает с перевязкой и тактично оставляет нас наедине. Притянуть Эла ближе мешает лишь ноющая боль в ноге и пара-другая лишних глаз. Я почти забыла, каково это — быть рядом с ним. Я почти забыла, каково это — жить не на автопилоте.
Но что, если мой самолёт разобьётся, как только я возьмусь за штурвал?
Мне хочется отказаться от своей затеи и навсегда остаться здесь, в карете скорой помощи с перевязанной ногой — меньшим, чем я могла отделаться, — и просто молча сидеть рядом с Элом. Это не заменит мне ни стакана виски перед сексом, не Уитни Хьюстон с её бессмертной любовью из хрипящего радио, но, по крайней мере, мы могли бы ненадолго забыть тот кошмар, в который превратилась наша жизнь. Но ещё больше мне хочется отдать долг профессии и найти виновного в смерти Эмили.
— Зачем ты приехал? — тихо спрашиваю я.
Вместо ответа Эл достаёт сигареты и, предложив одну мне, щёлкает зажигалкой. Фельдшер заглядывает в карету и делает нам резкое замечание, но Эл… В мире не осталось правил, которых мы бы не нарушили. Потянув на себя дверь скорой помощи, он возвращается на место и даёт мне прикурить. От пробудившихся воспоминаний на глазах проступают слёзы.
Я жду ответ, осознавая, что было бы лучше, если бы он промолчал. Мне хочется рыдать, лупить кулаками по стенам, молиться, молиться и ещё раз молиться, чтобы я просто ошиблась. Чутьё подсказывает одно, а сердце — другое. И самое страшное: я не знаю, кому верить.