- Нет, - сказал Лэйд.
Что ж, ему приходилось лгать и раньше. И эта ложь, пожалуй, была не самой постыдной.
- Это было одно-единственное слово.
- Догадываюсь, какое.
- Альбион.
***
- Он сказал – «Альбион», - с непонятной внушительностью повторил Уилл, - Так, будто одно это слово все объясняло. А когда я признался, что не понимаю, он оскалился, точно дикий зверь и сказал – «Что тут не понимать! Альбион, вот что! Я еще из ума не выжил, нет уж!». Больше он не сказал ничего, его рассудок вновь помутился. Но поздно, это слово уже запало мне в память. Я отчего-то сразу понял, что за ним что-то скрывается. Что-то весьма зловещее, как мне показалось, и в то же время таинственное.
- Как по мне, самое обычное.
- Мне еще не раз приходилось слышать его на протяжении наших с полковником прогулок. Но ни единого раза оно не звучало само собой, в непринужденной беседе. Если оно и выходило наружу, то неохотно, с хрустом, как крючок, намертво засевший в рыбьей глотке. Альбион. Это слово было каким-то ответом на многие вопросы, которые я задавал, но секретным ответом, смысла которого я не понимал. Альбион! Что это могло значить? Что подразумевать?..
Настойчивый парень, подумал Лэйд. Люди, которые знают смысл этого слова, обыкновенно стараются даже не произносить его без насущной необходимости. Что-то вроде плохой приметы. Это слово не запрещено, оно не тянет за собой немедленной кары, но… Принято считать, что человек, произносящий его, на миг привлекает к себе Его внимание. Неудивительно, что многие скорее откусят себе язык, чем помянут Альбион всуе.
- Я всегда был уверен, что слова – не просто статичные единицы речи, служащие для обмена информацией, мистер Лайвстоун. Каждое слово – это затвердевшее чувство, мысль, слепок прекрасного доисторического цветка в сухой глине. Иногда я поражаюсь, сколь много можно вместить в одном-единственном слове! Но это слово – «Альбион» - оно было каким-то особенным, я безошибочно чувствовал это, а ведь я привык разбираться в словах.
- Судя по всему, расследование затянулось, - индифферентно произнес он, - Далось вам это слово… Вы могли бы потратить отведенный вам срок на исследование демонических поездов , их скрытой подземной жизни и их нравов, однако, уверяю, скорее всего не узнали бы ничего нового. Или угольщики… Эти ребята столь замкнуты, что ни одному человеку пока не удавалось проникнуть в их ряды, чтоб выведать хоть что-то существенное. Новый Бангор охотно обеспечит своим гостям тайны на любой вкус, от самых безумных, способных запросто свести с ума даже гениального логика, до самых зловещих. А вы впились, точно фокстерьер в лисий хвост, в какое-то случайно брошенное словцо!
- Это не просто слово, - Уилл покачал головой, - На этом острове многие слова прячут в себе иной смысл, что весьма смущало меня поначалу. Но это… За ним ощущалась какая-то сила. Непонятная мне, но жуткая. Достаточно грозная и достаточно властная, чтобы предотвратить любой мятеж против Него, превратить всех Его пленников в ожесточенных одиночек, заставив их шарахаться друг от друга, точно от прокаженных. Это слово разъединило их. Вас.
- Неплохая работа, - сдержанно заметил Лэйд, - Мистер Пинкертон[5], пожалуй, счел бы за честь взять вас на службу.
На бледном лбу Уилла обозначилась строгая вертикальная морщинка, рожденная движением хмурящихся бровей. Когда-нибудь, если ему суждено дожить до зрелых лет, эта морщинка станет солидной и основательной, но сейчас она выглядела как едва различимый шрам на гладкой детской коже.
- Боюсь, едва ли он возблагодарил бы судьбу за это решение. Мне плохо даются незнакомые языки, да и в качестве миссионера я едва ли принес бы пользу.
Очень остроумно, подумал Лэйд. Как будто можно спутать двух хитрых шотландцев между собой[6]. Впрочем, должно быть, мистер Уилл дает мне понять, что детективные аллюзии здесь неуместны. Что ж, не стану язвить по этому поводу.
- Благодаря полковнику, за эту неделю я свел знакомства с несколькими старожилами острова. Среди них были самые разные люди. Безразличные, опустошенные, отчаявшиеся, озлобленные, разуверившиеся, испуганные… Каждый из них по-разному пережил столкновение с Левиафаном, иные не без ущерба для себя. Меня вновь поразило то, что все они, будучи поглощены одной-единственной мечтой – покинуть остров – по какой-то причине не желали объединять усилий, напротив, были разобщены и крайне неохотно соприкасались друг с другом. Так, словно каждый из них жил на своем собственном острове. Даже на меня они косились настороженно и неприязненно. Пожалуй, если бы в моих спутниках не было полковника Уизерса, они бы и вовсе не стали со мной говорить. Разве не странно?