Снова горло сдавило то самое чувство осклизлых касаний. Снова Джил пыталась вырваться, до того, как её позорно стошнит. Но Бен держал крепко и легко игнорировал безумные потуги освободиться, покуда медленными и глубокими вздохами пытался сам себя успокоить.
— Какого хрена ты творишь?! — рык непонимания отразился от стен, пошевелив волосы на голове Джил.
— Руки убери!
— Да что с тобой?
— Убери!
Она задыхалась. Бен стоял так близко, расплескивая через край раздражение, что то ощущался физически. И Джил тонула. Захлебывалась собственным сумасшествием и болью в тонких запястьях. Желудок свело, и она забилась сильнее, когда поняла: ещё секунда, и её вырвет. Ещё мгновение, и…
И все закончилось. Едва только Рид понял, что происходит, он отпустил и стремительно отступил прочь, разгибая напряжённые пальцы, словно хотел забыть это прикосновение. На пол полетела газета, но Бен не заметил. В абсолютном неверии он смотрел, как Джил лихорадочно оттирала ладони салфетками. Как снова и снова выдавливала безумные порции вонючего антисептика и, задрав рукава, втирала тот в кожу, а потом нервно скребла ту ногтями. Ещё и ещё, пока в синтетическом запахе не растворилась подлая тошнота. И эти привычные движения, что раздирали до кровавых ран кожу, сказали Бену больше, чем брошенный в его сторону испуганный взгляд.
— Я настолько тебе омерзителен?
И Джил не знала, чего было в его голосе больше: раздражения, сарказма или… Столь тщательного спрятанного отчаяния, что не вырвись то лишним вздохом, она бы и не заметила?
— Что ты! — Голос её звучал резко. — Обожаю, когда меня лапают.
— Я не… Ты в порядке?
— Тебя не касается. Однако было бы восхитительно, предупреждай ты о подобном дерьме заранее. Есть что сказать в своё оправдание? — прошипела Джил и в последний раз нанесла гель, делая вид, что ничего не было. Будто это нормально — раздавать оплеухи, почти падать в обморок, а потом кидать обвинения. В порядке ли она? Да. В полном. Разве что, окончательно тронулась.
— У тебя руки дрожат, — заметил нахмурившийся Бен, и Джил инстинктивно сжала пальцы в кулак.
— Да послушай меня! Почему, доверив вести кампанию, ты даже не потрудился предоставить всю информацию. Почему не предупредил, откуда мне ждать удар? А?! Она подала заявление в полицию? Сделала хоть что-то? Отвечай! И не прикидывайся, что не знаешь!
Но Рид не слушал. Только метался взглядом от покрасневших запястий к бледному лицу и обратно — к нервным пальцам, в которых жалобно съёжился флакончик с антисептиком. Бен безотчётно протянул руку, словно хотел было дотронуться до стёртой кожи, но Джиллиан увернулась.
— Тебе больно? — наконец тихо спросил Бен, а она чуть не рассмеялась — истерически, громко, абсурдно.
Больно? Откуда ей знать? Джил не понимала, потому что сходила с ума. Потому что амфетамин лишил её единственного человека, который дарил ей тепло и уют. Потому что руки горели не от хватки удивлённого Бена, щёку которого расчертили две тонкие красные полосы, а от безумного разочарования в нём. Потому что Джиллиан чувствовала себя преданной, хотя не имела никаких прав на верность.
— Забудь.
— Прости, я не рассчитал…
О Боже! Они на грани катастрофы, а он так отчаянно переживает из-за каких-то следов.
— Почему ты не сказал?
— Не сказал что?
Бен наконец посмотрел ей в глаза. Вздохнув, он принял игру, но Джиллиан знала, что ненадолго. Рид обязательно вернётся к самой больной для них теме — её реакции на прикосновения. Достигнув так много за эти несколько месяцев, почти добравшись до сути, он больше не даст отмолчаться. Не после того, как наконец-то вырвал признание. Однако сейчас Бен шёл на уступки, и Джиллиан, которая выплеснула весь скопившийся гнев, заметила покрасневшие глаза, щетину на подбородке, вымазанные в машинном масле руки и перепачканную футболку. Видимо, он действительно провёл в гараже ночь и ничего не знал.
Вслед за этим откровением, неумолимо накатил стыд, и Джил присела на корточки, чтобы поднять газету. Сунув её в руки Рида, она постаралась не встречаться с ним взглядом.
— Читай.
— Что ты с ней делала? — пробормотал он, попытавшись осторожно открыть намертво зацепившиеся листы.