— Да! — говорю. — Слушаю!
А из трубки девчонка какая-то спрашивает:
— Это Данилов? Саша?
— Он! — говорю. — Он!
— А я — Римма Груздева.
— Очень приятно.
— Мне папа, — продолжает девчонка, — велел вам позвонить…
Телефон у нас рядом с зеркалом. Слушаю я Римму Груздеву и вижу, как лицо мое из просто веселого становится развеселым, потом развеселейшим и, наконец, наиразвеселейшим. Дальше некуда, а то бы оно лопнуло от удовольствия. Еще бы! Эта самая Римма сказала, что ее отец тоже геолог, что он вчера прилетел домой и привез мне от пап-с-мамой какую-то большую посылку.
— Когда, — спрашивает, — вы зайдете за ней?
— Что за вопрос! — кричу в трубку. — Да сейчас! Дайте только адрес!
Она подробно рассказала, как ехать и куда идти. Они, оказывается, кооперативную квартиру строят. Дом почти готов, и отец косметику в их будущей квартире наводит. Посылку он прихватил с собой.
Вниз, к Буну, я не через две, а через четыре ступеньки прыгал. Потряс перед ним бумажкой с адресом.
— Пошли подарки получать!
Он ничего не понял, но день был такой, что позови меня хоть на край галактики — я бы тоже пошел и не спросил, зачем и далеко ли это.
По дороге к троллейбусу я рассказал про звонок. И стали мы гадать, что там — в посылке? А тут Катюша подвернулась. Шла в магазин и нас увидела.
— Поздравляю! — говорит. — В школе вывесили оч-чаровательное объявление: двадцать пятого июня в два часа дня Зыкина и Данилова будут принимать в комсомол.
Мы с Буном переглянулись со взаимным уважением, а в груди стало и холодно и сладко, как от хорошего мороженого.
— Куда же вы, — спрашивает Катюша, — шагаете, товарищи будущие комсомольцы?
Я шучу:
— Наивный вопросик! Не знаешь, куда комсомол шагает?
— А если серьезно?
— Если серьезно, то прямиком в дом номер семнадцать. Пап-с-мамой посылку прислали! Попируем сегодня!
— А как же кино? — огорченно спрашивает Катюша.
— Должны успеть, — отвечает Бун и на меня смотрит. — Не опоздаем?
— Ехать, — говорю, — нужно до конца троллейбуса. Десять минут ходу до новостроек. Пять — на получение посылки и на выражение нашей искренней благодарности. Все! И обратно! Жди нас в четыре у кино!
Зашуршал троллейбус.
— Итак, — говорю. — Прощайтесь быстренько! Жизнь — штука суровая! На запад поедет один из вас, на Дальний Восток — другой!
Катюша меня за ухо оттаскала, и мы с Буном поехали.
Троллейбусное кольцо — на самой окраине города. Стоит круглый домик для диспетчеров. На стене домика — часы. Мы ехали минут двадцать. На часах — без пяти два.
— Поднажмем! — говорит Бун. — Куда идти?
А я еще в троллейбусе догадался, куда нам надо. Увидел краны и недостроенные дома — ясно, что туда. Там целый район растет. Одни дома уже под крыши подведены, другие только с двумя, с тремя этажами. Улицы пока никакой нету. Проложена бетонная дорога, чтобы машины с грузом ездить могли. А рядом деревянные мостки для пешеходов.
Шлепаем мы по доскам, а вокруг — грязь непролазная. У новостроек всегда так. Как извержение грязевого вулкана было.
Вдалеке электричка пробежала. Рельс не видно, проводов — тоже. И шума не слышно. Быстро несутся вагоны, и кажется, что они просто так — на воздушной подушке над землей летят. Строящиеся дома как раз у дороги и стоят. Туда же и мостки ведут. Все в порядке.
— Бежим! — говорит Бун. — Чего тащимся!
Мы побежали. Из-под досок грязь во все стороны разбрызгивается. Мчимся без остановок, и никто не мешает — никто навстречу на узких мостках не попадается. Суббота. Строители не работают, а будущие новоселы, наверно, не все такие нетерпеливые, как отец Риммы Груздевой.
Чем ближе к домам, тем грязнее. Потом сплошная вода пошла. Когда насыпь для железной дороги строили, отсюда землю брали. А теперь тут пруды. Строители их поприжали — засыпать начали. Вода и разлилась повсюду. Море! Из-под досок фонтанчики выпрыгивают.
— Петергоф, — говорю, — настоящий!
— Ну и сравненьица у тебя! — ворчит Бун.
— А чем плохие? В Петергофе грибок есть. Зайдешь под шляпку, а со всех сторон вода струйками. Там сверху, а тут снизу — вот и вся разница!
— Не выкручивайся! Мастер художественного слова!
Я хохочу. Меня в тот день хоть мясорубкой называй!
Добежали до первых домов и под дождь вдобавок попали. Он хлынул сразу, без всякого предупреждения. Мы и тучу не успели заметить. Хотя, конечно, в тот день мы и не могли заметить никаких туч, будь они даже из черной туши. Хлещет дождь по лицу — теплый, крупный и веселый.