— Не думаю, что это необходимо, — вежливо сообщает мне голос.
Чья-то рука сжимает мое запястье, так крепко, что я не могу вырвать ее.
Пакс поднимается, сбрасывая меня со спины, и я боком лечу на землю. Дэш стоит надо мной, его лицо — пустая маска, выражение лица совершенно непроницаемо. Только тусклый свет из дома освещает его черты, и он похож на статую человека. Неодушевленное изваяние, оставленное для притязаний стихий.
— Чокнутая... мелкая... сучка... — Пакс резко поворачивается ко мне лицом.
Он уже готов броситься вниз и снова схватить меня, когда из тени материализуется третья фигура. Как бледный призрак, Рэн стоит надо мной, засунув руки в карманы, темные волосы скрывают половину его лица. Его кривая улыбка выглядит более чем немного хищной.
— Ну, ребята. Доставайте хороший фарфор, — громыхает он. — Похоже, у нас в доме появился нежданный гость.
Глава 22.
ЭЛОДИ
КОФЕ ГОРЬКИЙ и теплый, и от него у меня по спине пробегает дрожь удовольствия. Дэш сидит на самом краешке кожаного дивана, наблюдая, как я пью из чашки с таким очарованием, что кажется, будто он только что очнулся от трехтысячелетней комы и понятия не имеет, что такое кофе. Или кружки. Или диваны. Или девушки, которые знают Крав-Мага.
— Это реально было очень впечатляюще, — говорит он, подперев рукой подбородок.
— Нет, это было чертовски глупо, — огрызается Пакс, массируя горло. — Она знала, что я шучу. Она намерено обострила это дерьмо.
Он сидит на полу, прислонившись к стене у открытого камина, и злобно смотрит на меня, пока занимается своим «ушибленным» горлом. Я, бл*дь, его почти не трогала.
Рэн почти ничего не говорит. Он стоит в дверном проеме, ведущем на кухню, и напряженно смотрит на двух своих друзей. Взгляд его нефритовых глаз скользил по мне раз или два, но его основное внимание было сосредоточено на Дэше и Паксе, как будто он ждал, что что-то произойдет. На нем черная толстовка и какие-то свободные спортивные штаны, и, черт возьми, он заставляет их выглядеть греховными. Хотя этот сукин сын мог бы даже в мусорным мешке выглядеть хорошо. Я отворачиваюсь от него, но тут же замечаю, что Дэш хмуро смотрит на меня.
— Что привело тебя сюда, любовь моя? Мы конечно обожаем принимать гостей, но здесь у нас беспорядок. Уже за полночь, а мы только что вернулись из очень долгого путешествия. Мы как раз собирались начать планировать вечеринку.
Дом безупречно чист. Толстый кремовый ковер, на котором растянулась раздражающая задница Пакса, выглядит недавно пропылесосенным. На стеклянном журнальном столике нет ни единого отпечатка пальца. Побитая медная панель над камином так отполирована, что в ней отражается свет, как в зеркале. Унылые картины на стенах — черные, синие, белые, полосы эмоций на холсте — теперь, когда я вижу их правильно освещенными, гораздо более захватывают дух, и на их рамах нет ни пылинки. Журналы и книги на верхней части буфета так идеально выровнены, что из их стопок не торчит ни один неровный угол или неровный край. Это место выглядит как гребаный вестибюль отеля.
Рэн кашляет в свой сжатый кулак, очевидно, пытаясь заглушить фыркающий смех. Однако, в уголках его глаз появляются морщинки, выдавая его веселье. Я никогда не думала, что он может улыбаться, но на самом деле это случается довольно часто. Вы просто должны быть внимательны, чтобы поймать…
Я замечаю еще кое-что, когда он держит руку перед своим лицом: костяшки его пальцев покрыты ссадинами. Одна из них расколота, красная и свежая рана. Они были совсем не такими, в ту ночь на чердаке, да и в библиотеке тоже. Я бы заметила. Он ударился обо что-то с тех пор, как я видела его в субботу, и, судя по всему, он сильно ударился об это что-то. Словно почувствовав на себе мой взгляд, Рэн разжимает кулак, вытягивает пальцы и лениво засовывает руку обратно в карман спортивных штанов, глядя себе под ноги.
— Извините, что помешала вам спланировать вечеринку, — говорю я шутливым тоном. — Я просто... пришла вернуть книгу, которую позаимствовала у Рэна.
Я вытаскиваю из сумки «Этюд в багровых тонах», застенчиво держа её в воздухе, как будто показав им книгу, необъяснимым образом сделаю свое оправдание менее нелепым.