Если увидеть отца её глазами… Тогда нужно сильно задрать голову и — жмуриться. От его улыбки. От его взгляда.
Я не задираю голову, моё поле обзора — тусклая пуговица полосатой рубашки, почему-то все его рубашки полосаты, и тусклая пуговица пиджака. Рубашка всегда чистая и пахнет ветром — мама сушит бельё во дворе. По полоскам можно взобраться вверх, до воротника. Воротник — жёсткий. Символ неприступности.
— Мы тебя ждём с обедом, переоденься и — за стол, — говорит отец.
В то субботнее утро отец не поднял меня с постели, как всегда, в семь часов, не погнал заниматься.
Не открывая глаз, чувствую — уже далеко не семь. Яркое весеннее солнце нагрело окно и забросило лучи в мою комнату. Они ещё не подобрались к кровати, но в комнате ощущается их присутствие. Сегодня — солнце, не дождь!
…Вода. Много воды. Цвет — оранжевый, и светло-зелёный, и голубой. Я на дне с Шушу. Растения, как и на земле, только причудливее, движутся, дышат, словно живые существа. Мохнатая лапа, щупальце. Я не знаю, где я: над водой или в воде. Щиплет глаза, щиплет губы — так бывает, когда попало мыло.
Я ведь уже проснулась. Или ещё сплю?
Открываю глаза. Лучи — стрелами по полу.
Отца, похоже, дома нет.
Щекочет нос запах стирального порошка.
Какая связь между сном и тем, что мама стирает, отца нет дома и сегодня — солнце? Под солнцем рельсы блестят.
Я свободна от задач, и я хочу посидеть на своей насыпи.
Даже если отец именно сейчас возвращается домой и увидит меня, я успею улизнуть. Бесшумно выскальзываю из дома. Пять метров до угла улицы, ещё пять метров до дуба, и я — в безопасности. Главное — не оглянуться.
Путь к насыпи — через овраг. На кромке оврага — дуб. Поздороваюсь с ним и — по откосу вниз. Подбежала к оврагу. Резко остановилась, ухватившись за ветку дуба.
На дне оврага, неглубокого, — лапы, щупальца, причудливые фигуры, крупные колючки — шевелятся под ветром. Как во сне. Воды нет, но передо мной — дно. Оранжевое, светло-зелёное и каменное. Когда-то тут была вода? Может быть, именно наш Посёлок был дном океана?
Пытаюсь понять, почему мне приснился океан, что значит мой сон и почему раньше я не видела причудливых фигур, щупалец на дне нашего оврага.
Начинаю спускаться. Ступаю осторожно: что, если растения — воинственны, вцепятся в меня?
Нет же, не дно. Не из сна. Это стебли и колючки прошлого года, они пыльны и жёстки, мало подвижны, ещё не успели пойти в рост, и рядом с молодой хрупкой травой и первыми цветами кажутся агрессивными. Почему показались лапами, щупальцами? Часто мои глаза видят не реальное, а то, что им хочется видеть.
Сейчас дно оврага со всех сторон окантовано пушистыми светло-зелёными кустами. С меня ростом.
За одним из кустов — мужчина укрыл своим телом женщину, от неё лишь рыжая копна волос.
Полосатая рубашка, приспущенные брюки и — голый зад… движется…
Ноги подогнулись, уселась прямо в колючки и в острые стебли.
Стрекочет, посвистывает, попискивает овраг, заглушает сопение и сбившееся дыхание мужчины.
Всё-таки вырвала свой зад из колючек и стеблей. Одну ногу оттащу с трудом от земли, другую — едва пячусь, ощущая тяжесть кровоточащего зада.
Сейчас увидит меня!
Допятилась до тропы, по которой — вверх, уцепилась за жёсткий стебель незнакомого растения, повисла на нём.
Голос настиг, когда была уже наверху:
— Полина?!
Не оглянулась. Перевалила через кромку оврага, уткнулась лицом в траву.
Женщина — Люша. С тринадцати лет ходит за отцом по пятам. Сейчас ей семнадцать. На год больше, чем мне.
Голый зад отца… — только его и вижу.
Всё-таки встаю и бреду к своей насыпи. Разом рухнуло в овраг моё прошлое — в голосе отца: «Человек должен служить Богу», «Молись, Поля», «Кайся в своих грехах», «Нельзя носить на себе грехи, кайся».
«Кайся», — барабанит по голове дождём голос отца.
Нет дождя.
Не успела вползти на свою насыпь, услышала стук колёс.
Поезд?! Сейчас, утром? Никогда в это время не бываю на насыпи. Мой поезд — тот, что останавливается в четыре дня, один за сутки. И он идёт на юг!
«Кайся!» — пало в стук.
Я вскочила так быстро, что потеряла равновесие, осела на землю, тут же поднялась.
Поезд — проходящий. Прямо сейчас кинуться перед ним на рельсы. Или пусть заберёт меня отсюда, или пусть задавит.
Скатилась с насыпи. И — отшатнулась.
Морда поезда скалится, бьёт жаром, от неё лучи веером, прожарят раньше, чем поезд остановится.