Во дворе он остановился. А не высмеивал ли его Куричев? У самого зеленая в желтую полоску пижама из шелка, а просит сшить простые кальсоны? Надо держать совет с женой. Нет, лучше не надо. С бабой опасно держать совет. Меньше уважать станет. Зазнается.
Было воскресенье. Газитуллин плел из талов короб и прикидывал, как отнестись к просьбе Куричева. Перед сном, сидя за самоваром с кружкой чая, забеленного сливками, он решил, на всякий случай не выходить больше на улицу в исподнем и покамест не сообщать Сарии о сомнительном заказе.
Впоследствии Садык под строгим секретом передал жене разговор с Куричевым. И вскоре всякого гостя угощали в поселке не только клубничным вареньем, солеными рыжиками, кислым молоком с золотисто-коричневыми пенками, но и устным рассказом про Садыка и розовые кальсоны.
Федор Федорович стоял на крыльце, размахивая утюгом. Утюг фыркал закрасневшими углями в зубчатые поддувала. Федор Федорович нервничал. Вот-вот явится к завтраку новый бухгалтер, а ему еще гладить гимнастерку. Да и вообще не солидно руководителю комбината, по сути дела хозяину этой маленькой деревеньки, маячить с утюгом на крыльце.
Едва под наслюненным пальцем начала потрескивать чугунная полированная подошва утюга, Федор Федорович стал по-обычному уравновешенным. Он с удовольствием отгладил гимнастерку, переоделся и, ожидая Куричева, смотрел в оконце сквозь бумажную сетку. Он был приятен самому себе в легких хромовых сапогах, синих галифе, шерстяной гимнастерке, туго округлившейся вокруг шеи благодаря холодному подворотничку из целлулоида.
Жена его Александра стригла ножницами в ароматные щи стрелки зеленого лука.
Когда гостя посадили за стол, Федор Федорович готовно, с наклоном, осведомился:
— Пьете? Может, сходить…
— Непоколебимый трезвенник. То есть никогда ни грамма спиртного…
Куричев быстро выхлебал щи и подвинул тарелку к кастрюле.
— Не упрашивайте, хозяюшка. Без добавки сыт.
Федор Федорович подмигнул Александре, указывая глазами на половник, но она недоумевала, подлить Куричеву щей или воздержаться.
Когда муж опять подмигнул, но уже строго и недовольно, она торопливо опрокинула в тарелку половник, вспыхивающий блестками мясного навара.
— Первое явно не удалось, — проворчал бухгалтер, принимаясь есть щи.
Молчание тяготило Федора Федоровича. Он удивлялся тому, что до сих пор между ним и Куричевым не получалось разговора. Наверно, Куричев хитер и осторожен. Неспроста навыворот говорит. Ну и пусть хитрит. Ну и пусть вводит в заблуждение простаков. Он, Федор Федорович Закомалдин, директор мельничного комбината, принимает всякого человека, даже человека с подвохом. Правда, при условии, если тот будет честным и трудолюбивым, как он, Закомалдин.
В сенях тяжело заворочались половицы, появился Коля Гомозов: всклокоченный, подол черной рубахи выпущен на заплатанные штаны. Он подпирал головой притолоку и казался выше и шире, чем ночью.
Куричев пригласил Колю пообедать, однако тот отказался. Блестя усталыми глазами, немой взвинченно жестикулировал и ударял в грудь, доказывая, что его оскорбили ни за что ни про что.
Потом взял Федора Федоровича за руку и потащил на улицу. Куричев последовал за ними.
Коля остановился близ пятистенника с голубыми ставнями. Под толчком огромной ступни немого рявкнула и распахнулась калитка. В глубине двора толкались овцы. Черноволосый мужчина лил воду в долбленую колоду.
Коля погрозил ему кулаком.
— Лункин, что ты не поделил с Николаем?
— Нажаловался-таки, урод, — процедил черноволосый.
— Истинно урод, — сказал Куричев.
Федор Федорович чуть не захохотал. Молодец Куричев: ловко иронизирует.
— Коля, конечно, из-за пустяка пожаловался на вас?
— Ну да. Я тут дорожный мастер. Попросил мост покараулить. Теперь он пачку сигарет требует.
— Целую пачку?! Жирно. Немилосердно. Ночь подрогнул, не поспал — и вручите двадцать штук сигарет. Да по существу он продлил себе жизнь, так как лишних часов шесть провел на свежем воздухе. Другой бы от себя отдал пачку. Какой черт пачку: десять! Какой черт десять: целый ящик! Да притом сигарет марки «Друг» Ленинградской фабрики имени Урицкого.
Федор Федорович заметил, как Лункин ошеломленно приоткрыл рот, взглянув на гневное лицо Куричева.
— Вот что, гражданин Лункин, — судейски строго проговорил директор. — Поскольку ты имеешь право найма рабочей силы, составь наряд на Гомозова, оплати и немедленно неси сигареты. У себя в поселке я не позволю эксплуатацию и околпачивание.