Он опускается спиной к тотему, фиолетовая кожа сияет потом и кровью. Он прекрасен, даже сейчас. Солнечный свет начал проливаться через отверстие, которое я прожгла в потолке, и он ловит его золотые глаза, освещая их, как драгоценные камни. Он вздрагивает, сверкая совершенно белыми зубами. Он прижимает руку к боку, когда садится, а затем ударяет затылком по тотему в расстройстве.
— Я должен был сказать тебе раньше, — говорит он. — Если бы я только открылся, кто знает…
— Не говори так, — говорю я, приближаясь к нему, чтобы положить голову ему на колени, чтобы смотреть ему в глаза. — Ты был добрымсо мной. Замечательным. Ты просто пытался защитить меня. И мне было просто страшно. Боялась, что ты опасен. Боялась, что брошу маму, чтобы быть с тобой. Я не была уверена, что смогу вернуться к своей простой, утомительной жизни, если свяжусь с тобой. Но я недооценила тебя. Я думала, что единственная жизнь, которую ты знаешь, была быстрой, опасной и тяжелой. Я увидела в тебе большее.
Он обхватывает мою щеку рукой.
— Эй, я пытаюсь взять на себя эту гребаную вину, хорошо? Прекрати портить все сожаления.
Я улыбаюсь, прижимаясь лицом к его руке и закрывая глаза. Я не знаю, когда тотем взорвется, но решаю, что если мне придется умереть, есть худшие пути, чем быть с ним. Мы молча ждем, зная, что мы оба слишком ранены, чтобы вовремя сбежать. Жду, когда придет конец. Наши руки переплетены, и я обнимаю его, игнорируя боль в спине и просто наслаждаясь моими последними моментами.
33
Гейдж
Голова Арии на моих коленях, и я глажу ее волосы, когда слышу это. Скрип ботинок за дверью хранилища. Во-первых, я не уверен, представлял ли я звук или это Драко, все еще царапающий, чтобы снова быть свободным. Но это приходит снова, и я знаю, что на этот раз это реально. Дверь хранилища щелкает, как кто-то открывает замок. Когда она открывается, я вижу широкое тело Таргуса.
Таргус? Какого черта он здесь делает. Если он был замешан в этом, он должен знать, что тотем взорвется в любую секунду. Или нет? Я внезапно не уверен. Адреналин заливает мои вены, когда я чувствую проблеск надежды. Может быть, я все еще могу спасти Арию и ее маму.
Я шепчу так тихо, как только могу.
— Притворись мертвой.
Ария кивает.
Таргус подходит, делая короткую паузу, чтобы исследовать бойню вокруг тотема. Он не кажется слишком удивленным или потрясенным, пока не увидел убитого черного дракона с оторванными крыльями. Это заставляет его брови подниматься на лоб, пока я не думаю, что они могут исчезнуть за его линией волос. Но он не тратит время. Он подходит к тотему, не обращая внимания на «трупы» Арии и мой, а затем вытаскивает из одежды банку, наполненную коричневой жидкостью.
Он опускает руку в банку и размазывает жидкость по энергетическому корпусу тотема. Тот открывается хлюпающим звуком, раскрывая покрытые слизью крылья, показываются светящиеся конденсаторы внутри. Он протягивает руку и проводит пальцем по дисплею, и сердитый синий цвет цилиндрических конденсаторов исчезает, превращаясь в мягкое свечение. Высокий шум, который я не заметил, стихает и исчезает.
Он его выключил. Тотем больше не взорвется. Трудно оставаться неподвижным, когда я хочу кричать с триумфом.
Таргус удовлетворенно поджимает губы, а затем вытаскивает коммуникатор из своей одежды.
— Позвонить Поломонию. — Короткая пауза. — Отправить посланника к королю Като. Скажи ему, что я спас его город. Скажи ему, что я приехал из Гуллада, как только понял, что планировал Гай, и в одиночку удержал его клан от уничтожения. Но пусть это звучит скромнее. Просто убедись, что он знает, что это был я, и что действовал немедленно. — Еще одна пауза. — Да. Хорошо. Я буду на связи.
Он щелкает по коммуникатору и усмехается, положив руки на бедра, любуясь тотемом. Вероятно, мысленно похлопывая себя по спине за то, что ему сошло с рук предательство Гая и его собственное понимание власти.
Вот тогда я протягиваю руку и хватаю его за ногу, дергая его в мою сторону. Сила и скорость моей атаки застает его настолько врасплох, что он без сопротивления падает на пол, сильно ударяясь головой о деревянный пол. Я взбираюсь на него, мое тело кричит в знак протеста, когда я заставляю свою сожженную плоть сгибаться и разгибаться, сжимая его шею обеими руками. Его глаза выпирают, когда он смотрит на меня, как будто увидел призрак. Я полагаю, что, насколько ему известно, он смотрит на воскресших мертвецов. Эта мысль заставляет меня усмехнуться.