- Ульяна Замитова, – говорю девушке и та протягивает бейдж пропуск с моими данными и фотографией. Я надеваю его на шею и отправляюсь в туалет, чтобы умыться, как настаивал Хабиб. В гардеробе оставляю вещи и беру с собой лишь телефон, блокнот с ручкой и бутылку воды. Сейчас семь часов утра. Первая смена будет длиться двенадцать часов. Потом сон и вторая двенадцатичасовая смена. После третья. За эти дни максимальное количество погибших будет выявлено, а все, кто сейчас находятся в подвешенном состоянии, наконец узнают, чего и кого им ждать. Когда я обратно возвращаюсь в общий зал-штаб, около волонтеров уже толпятся мои коллеги и так же разбирают бейджики с пропусками. Хабиб сначала смотрит на меня, проверяя не обознался ли он, потом на бейдж. На мгновенье мы замираем. Его глаза расширяются от удивления. Он узнал меня! Но я не даю ему возможности даже промолвить слово в мой адрес и занимаю первый свободный стол. Нахожу дедушку с внуком на руках и мягко приглашаю его поговорить. Он не отказывается. Я отключаюсь от личного и полностью погружаюсь в работу. Хабиб, как парализованный, продолжает наблюдать за мной. Я чувствую это даже своим затылком. Но уже через несколько минут я превращаюсь в настоящего психолога МЧС и стараюсь действовать как можно профессиональнее.
****
Хабиб
- Как я мог не узнать ее сразу? В автобусе было темно, - пытаюсь оправдать сам себя.
Конечно это было Ульяна. Когда она вышла без макияжа и с поднятыми в хвост волосами, на место красивой женщины вернулась та девчонка из университета. Она выглядела сейчас, скорее, как практикантка, нежели как опытный психолог. Я моментально вспомнил все то, что сделал ей, и как вел себя на протяжении целых двух лет! Стало ужасно стыдно.... А Ульяна лишь отвернулась и не разрешила мне сделать первый шаг на встречу примирению…Я видел, как она очень быстро включилась в работу. Никакой воды. Все только по теме. В этот момент я неосознанно, но все же загордился ею. Она смогла бы работать настоящим психологом МЧС, если бы только захотела. Но о такой работе мог мечтать только ненормальный. Никакой романтики здесь нет. Если в вас живет спасатель, которого вы никак не можете утопить в глубинах своей души, то тогда вам, вероятнее всего, к нам.
7
Ульяна
- О ком вы так скорбите? – задаю вопрос дедушке с внуком на руках.
- Моя дочь, – отвечает он и сморкается в платок. В глазах непролитые слезы. Я пытаюсь мысленно отгородиться, но меня как клеем тянет присоединиться к его горю.
- Уже есть новости? – аккуратно начинаю.
- Да, – через длинную паузу отвечает он. – Час назад узнал.
- Мне очень жаль, – поддерживаю его. – Как вы справляетесь? Расскажите мне, – прошу дедушку.
- До сих пор не могу поверить. Это как страшный сон, понимаете? – он пристально смотрит на меня. Скупые мужские слезы стекает по его морщинистому лицу. Я держусь из последних сил. Малыш плачет у деда на коленях и постоянно спрашивает о маме. Первый пострадавший самый сложный, как сказал Хабиб. Конечно, он прав. Мой мозг еще не успел переключиться. Я умышленно тяну время и молчу, чтобы дать себе подсказку. Сейчас мозг заработает в другом режиме. Сейчас. Надо просто подождать.
- Как ее звали?
- Наташа, – громче всхлипывает дедушка.
- Красивое имя, - тяну время. – Наверняка, как и ваша дочь.
Пожилой мужчина начинает всхлипывать.
- Как я могу к вам обращаться, – не торопливо спрашиваю я.
- Василий Иванович, – он продолжает сморкаться в платок.
- Я Ульяна, я из МЧС, и я здесь для того, чтобы вам помочь! У меня большой опыт работы в данной сфере, – начинаю врать, чтобы показать свою компетентность в данном вопросе. Первые часы после потери самые сложные. Если человек уйдет надолго в глубь себя, его психика может ощутимо пострадать и в дальнейшем добавятся новые когнитивные психорасстройства. Поэтому психологическая помощь так важна именно в первые часы после трагедии. И мы должны, нет, просто обязаны, эмоционально «дожать» пострадавших.