Я углубилась в коридор, прошла мимо спальни Дарлиса и встала у стены, напротив одинокого магического огонька. Я могла вернуться к себе в комнату, но не хотела больше терять время. Спешно достав свернутый пергамент, я, помедлив мгновение, развернула его: «Я рассказал все Салиму, теперь тебе не нужно скрывать от него свою одержимость. Он говорит, что ты пыталась объяснить ему, но…, не успела. Не знаю, поверил ли он. Сама знаешь, что в такое поверить не просто. Но он обещал помочь и возможно, если у него получится, это будет мое последнее письмо тебе. Это мой последний шанс… (зачеркнуто), всякий раз, когда я пытаюсь подобрать слова, это ничем хорошим не заканчивается, поэтому я просто прошу прощения за все, чем мог обидеть тебя…».
Дима не вспоминал о том, что я оставила его без ответа, он не упомянул обстоятельства, при которых вернулся в мое тело, и все его послание было пропитано желанием проститься. Не было никакого гнева и ненависти, отчего мое чувство вины лишь усиливалось. Я ждала, что он выскажет мне все, что накипело, но он не написал ни слова осуждения. Несмотря на это, письмо как будто дышало холодом. Непрошенной вернулась мысль, что быть может Димы уже нет в живых и это все, что осталось от него – прощальные извинения.
Я сползла по стене на пол, прервав чтение, гоня эту мысль прочь. Салим все сделал правильно! Дима жив! Я верила в это…, но, проклятье, как же мне хотелось в этом убедиться, несмотря на то, что сама успела проститься с ним в квартире. Это было буквально недавно, но я представить не могла, что на мое «прощай!» Дима оставит свое.
«Салим считает, что я и есть Тайга. Если это так, и Амерон способен разглядеть меня за твоими глазами, то с моим уходом тебе больше не будет грозить опасность. Эта мысль утешает меня…, позволяет смириться с расставанием. Боже, как приторно! Я не умею говорить как Салим, я во многом до него не дотягиваю, но теперь верю, что он честен с тобой. Не знаю, сможет он вернуть меня домой или нет, но, если вдруг у него получиться, прошу, позаботься о Дарлисе и Веронике. Не позволь Амерону добраться до них, это может быть важно для твоего мира, а я за ними приглядеть уже не смогу…»
Дальше Дима рассказал о своем намерении освободить Веронику из плена. Он рассказал о сохранении и пытался убедить меня, что не станет рисковать напрасно. Вопреки опасениям Дарлиса, Дима не стал упоминать о том, что я раскрыла его тайну Веронике, но теперь я не была уверена, забыл ли он, простил или просто не знал. В этом послании Дима казался искренним и… Когда-то он хотел разрушить стену сомнений между нами, и теперь она как будто была разрушена. Я невольно пыталась найти рукой бумагу, чтобы написать ответ, но безжалостный разум подсказал, что в этом больше нет необходимости. Ответ Дима не сможет получить…, а тот, что я оставила в его квартире, теперь казался мне сухим не полным и бесчувственным, но я не могла переписать его заново.
Следующие строки Дима писал уже после попытки освободить Веронику. Без особых подробностей он рассказал, что его план провалился и больше он не станет рисковать, как и обещал. Он рассказал о возвращении в башню, в деталях описав лишь обстановку в оазисе. Дальше Салим рассказал ему о ритуале и Дима принял решение довериться ему: «Если это позволит избавить тебя от внимания Амерона, я буду рад. Салим говорит, что мое возвращение домой зависит от меня. Я должен сам найти дорогу, когда покину твое тело. Не уверен, что я все понял верно, потому надеюсь, что все пройдет как обычно, и я очнусь у себя в квартире… Возможно, он просто планирует убить меня, но я так устал быть паразитом, что согласен и на такой вариант. Лишь бы Салим не навредил тебе. Он вроде честен со мной и предупредил о возможных последствиях, хотя я не уверен, ему известны все…»
Дима писал легко и непринужденно, но мне кажется, что между строк я заметила его тревогу. Буквы «дрожали» больше обычного, а слова не редко были зачеркнуты. Он не раз упомянул, что доверяет Салиму, потому что я доверяю ему и теперь на меня давило чувство вины. К этому он добавлял вполне искреннее желание избавить меня от своего общества. Прикрыв глаза, я попыталась унять эмоции и убедить себя, что Дима должен был оставить мое тело, другого выхода просто не было. Выдохнув, я перешла к последнему абзацу. Буквально с первых слов он вызвал во мне новые муки совести. «Я выпил яд, который дал Салим. Он уверен, что яд не причинит тебе вреда, а мне… Пока я еще здесь, руки немного дрожат, но может это не от яда вовсе. Салим готовит пустое измерение, ты вроде знаешь о нем. У меня еще есть несколько минут и я решил написать тебе. Салим признался мне, что любит тебя. Наверно не стоило этого писать, но после бокала яда границы дозволенного так размываются, что их почти не видно. Если он не признается тебе сам, значит, соврал мне, но если это правда, то он должен сказать тебе. Когда я увидел бардак в твоей комнате, я боялся, что Салим напал на тебя. Надеюсь это не так, но теперь едва ли узнаю правду. Меня не покидает чувство, что я уезжаю куда-то очень далеко, и больше твои письма до меня не дойдут. Я не хочу возвращаться в свой мир. Какая глупость! Я не мог понять Андрея и Пикселя, когда они подумывали остаться здесь. Этот мир казался мне жутким, но… теперь мой собственный мир мне кажется пустыней, серой и унылой. Пустыней, в которой нет тебя. Боже, как же хочется посмотреть в твои глаза! Увидеть тебя…, услышать… Прости, должно быть у меня жар…, руки немеют…».
Я сама не заметила, как на письмо упала слеза, туда, где текст уже был размыт. Он умирал… и писал мне! Дима явно пытался зачеркнуть последние строки, но промахивался мимо них, я впервые смогла прочесть все, что он прежде пытался скрыть. Буквы плясали, и я буквально видела, как яд постепенно парализует Диму. Он дописывал послание с трудом и так и не закончил его. Несмотря на это каждое слово обжигало, словно каленым железом: «Глаза закрываются, и я вижу тебя…, совсем рядом…, но не могу прикоснуться. Ты как отражение в зеркале…, недостижима. Здесь так жарко…, у меня внутри все горит… рки не слуштся. Мне нжно останвится… отвть мне… Я длжен признться…».
Последние слова превратились в бессмысленный набор букв и я будто наяву увидела, как Дима теряет сознание. В моем воображении он снова был в собственном теле: бледный, истерзанный шрамами… Стиснув зубы, удерживая внутри внезапную грусть по тому, от кого мечтала избавиться так долго, я пыталась разобрать последние слова Димы. Мне казалось это очень важным, но все, что я смогла прочесть это «лю…» и «…я». Слова растеряли часть букв и были размыты, то ли потом завладевшей Димой лихорадки, то ли слезами отчаяния охватившего его. Я могла лишь догадываться, но едва ли узнаю теперь.
Свернув послание, я обняла себя за колени, и какое-то время просто сидела, уставившись в никуда. Ощущение пустоты в душе стало отчетливей, но я не знала, то ли от послания Димы, то ли от того, что мои чувства просто не выдержали и лопнули как струна. Мне казалось, что явись сюда Амерон прямо сейчас, я едва ли его замечу. Желание оказаться рядом с Салимом так же пропало. Мне хотелось одиночества, уйти, как ушел Дима. Необъяснимым образом я ощущала себя брошенной и как не пыталась убедить себя в том, что просто привыкла к его появлениям, это слабо помогало. В конце концов, все события последнего времени были связаны с Димой. Ничего этого бы не было, если бы однажды он не оказался в моем теле! Ни его друзей, ни королей севера и юга, ни эльфов и оазиса…, ни Салима и моих чувств к нему… Дима изменил мою жизнь и не удивительно, что я ощущаю пустоту без него. Мне просто нужно это пережить и, очень вероятно, потребуется не мало времени, чтобы окончательно убедиться в том, что он больше не вернется.
Спрятав послание обратно, и утерев слезы, я поднялась и подошла к комнате Дарлиса. Мне хотелось вернуться к себе и просто побыть одной. В какой-то момент я даже подумала, предоставить разговор с Дарлисом Салиму, но пересилив себя, я постучала в дверь. Возможно, Дима не ограничился посланием и попросил Дарлиса передать что-нибудь мне. Я так хотела узнать его последние слова…
– Открыто.
Я вошла, пытаясь вернуться мыслями к реальности, к тому, что должна была сказать Игорю, к тому, о чем просил Дима.
– Диана?
Я застала Игоря сидящим на кровати и погруженным в очевидно мрачные мысли. В руках он вертел какой-то кулон, который я не могла разглядеть. Он явно нервничал и благодаря Салиму, я знала причину. Кого он ждет? Диму, который объявит, что план Салима не удался, или меня? Я не хотела, чтобы Салим говорил с Дарлисом. Мне казалось, этот разговор не закончиться ни чем хорошим. Салим дал яд Диме и даже если Дима выпил его добровольно, Дарлис все равно будет считать Салима убийцей. Возможно, Дарлис ждал, что Дима воскреснет, как это обычно бывало, но теперь это едва ли сработает. Он воскресал в моем теле, но теперь в нем снова была я… Возможно Дарлис и на меня обозлиться, когда узнает, что я вернулась, но врать я точно не стану.
– Санрайз, – Ответила я.
Только сейчас он повернулся и посмотрел на меня. Минуту он просто смотрел мне в глаза и только потом выдохнул:
– Значит, ему удалось? Черт, я не думал, что это возможно…
Мне хотелось ответить, что для Салима предел возможного пролегает очень далеко, но все же уверенности в успехе ритуала не было даже у него.
– Еще рано судить. Пока я разницы не ощущаю.
Дарлис подвинулся на кровати, без слов предложив мне сесть. Странно, но сейчас мне это не казалось чем-то неуместным, и я села рядом. Мы будто попрощались с другом и теперь оба предавались скорби. Неужели Дима успел стать мне другом? Дарлис точно стал: