-- А тебя чего на седло не взял?
-- Так конь двоих не свезёт. А он муж и господин. Дому голова.
"Мне жаль, что твоя гнедая сломала ногу. Боливар не свезёт двоих.". Это не диалог двух американских разбойников, это любящие супруги на Святой Руси. Предки мои.
Теперь понятно, почему кощей из сказок характеризуется худобой - от постоянной рабской полуголодной диеты. И почему бессмертный: этот сдох - нового купим. Такого же. А вот почему у него яйца в утке? Или там, в зайце, которые в сундуке, сундук на дубу, дуб в Лукоморье? Непонятно...
При ближайшем рассмотрении выяснилось, что Марьяша отнюдь не боярыня. Это она сама себя так. Мужу её дали не вотчину, а надел. У отца - Акима Яновича Рябины - аналогично.
По выслуге лет или при списании по ранению или болезни, служилые люди получали надел. Пустой. Без смердов. Земли много, все что не боярское, не монастырское - княжий земельный фонд. Селения смердов - веси больше тридцати лет на одном месте не сидели - переселялись. Подсечно-огневое земледелие. Бегай за ними потом. А служилые ставили усадьбы. Оседали. Вот и должен был новый землевладелец ставить своё собственное хозяйство на своей земле. Свою усадьбу, свой хутор. Со своим семейством, своими холопами, закупами. Сманивать к себе вольных людей. Хорошо, если были родственники. Если из простых - просто приходили и селились вместе. Если нет - старались новый надел к уже существующему присоединить. В любом случае - помогали. У Акима на Руси родни не было. Поэтому - сам начинал. С женой и парой слуг. Жена в первую зиму умерла. А дочку пристроил к родне мужа. Позже, как поднялся, отстроился - забрал к себе, уже с маленьким внучком.
На новом месте подыматься не просто. По-всякому бывало. Пухли от голода, мёрли от болезней, от пожаров, от разбойников... Если вымирали - "На все воля божья". Если все-таки укоренялись и окрестьянивались ("осмердячивались") - становились смердами или "житьими людьми". А вот если поднимались - на схороненной добыче, на сохранившихся связях возле князя, пупок надрывая - становились настоящими боярами-вотчинниками. Получали грамотку и вносились в списки-столбцы. Бояре приходили по княжьему зову со своими людьми, конно и оружно. Остальные платили подати. На Руси, как и в Англии после Вильгельма-Завоевателя, правящий дом получал доход только со своей земли, а не с земель своих вассалов.
Положение отставников с уходом на хутора было... не очень. Тут ведь не столыпинская реформа, а княжья усобица. С постоянным перескакиванием конкретного князя со стола на стол. Как проститутки в борделе. А новый князь может оказаться врагом прежнему. Или кому-то из его слуг приглянется хуторок, или кто старые дела вспомнит. Альтернативным предложением земельному участку был обычно хороший городской дом. С возможным участием в кое-какой торговлишке. Но Акиму таких предложений не делали. Вот и пришлось ему строить свой хутор. В дебрях лесных на реке Угре. И молодая жена карьерного подьячего туда же перебралась. С сыном, но без мужа - очередной приступ войны мастодонтов требовал присутствия смоленских у Киева. И не только мечемахателей. Так Марьяша и жила последние десять лет - всю свою супружескую жизнь. Хоть и с перерывами, но...
Смуглянкой она тоже не была.
После стресса у человека часто начинается приступ болтливости. Вот этот случай и имел место быть. Она увлеклась, начала жестикулировать, армяк, одетый на голое тело, несколько разошёлся, и мне открылось... вполне приятное зрелище. Два полушария примерно четвёртого размера, с крупными сосками, ореолами насыщенной окраски, хорошая чистая, очень белая кожа. Не Шарон Стоун, но вполне. И никакого силикона и подтяжек. Даже жалко, что я ей штаны принёс: остальное не наблюдаемо. Не "Основной инстинкт", однако. Но - все равно радует.
Я не мамонтолог. Это не про специалистов по мамонтам, а про тех, кто по мамографии. Полную классификацию вариантов конфигурации провести не могу. Так, по личному опыту. Пустых бурдючков не люблю. Со всем остальным можно работать. Главное не размер, а чувствительность. Но, все-таки, когда "берёшь в руку - маешь вещь" - это приятно. Но без перебора.
Я не люблю когда душно. Так что и приятно не "до одури". А тут мой самый любимый. И размер, и формат.
Марьяша перехватила мой взгляд, смутилась, запахнулась.
-- Не смотри так.
-- Как?
-- Соромно. Мал ты еще так на баб смотреть.
Мысль о моей... детскости её быстро успокоила. Она начала рассматривать свои... прелести, приподнимать, оглядывать с разных сторон. Все сокрушалась по поводу синяков, оставленных жадными ручонками покойного половчанина. Чтобы она там не говорила, а наблюдать этот процесс -- увлекательно.
-- Нравится? А уж как моему-то нравиться. Я в избе, где ночевали, нынче утром ночнушку снимала и перед своим-то, так в шутку, маленько ими потрясла. Тут он меня назад в постель и опрокинул. Поигрались чуток. Оно, конечно, в чужом месте, слуги под дверью торопят - ехать надо. Да и вообще - мой-то мужик видный, но... но все равно приятно - муж любит, ценит.
Она вздохнула тяжко. Где-то сейчас ее муженёк бегает. Или лежит уже порубленный. А я подумал: не трясла бы ты с утра перед мужем своими сиськами - выехали бы вы раньше. И проскочили бы перекрёсток до половцев. А вот я бы вляпался по полной. Без отвлекающего преследователей фактора.
-- А ты кто?
-- Иван.
-- Ага, а сам-то кто? На смерда не похож. По одежде - вроде из степняков, по лицу вроде наш. По говору... интересный у тебя разговор. Наши так не говорят. Ни смоленские, ни черниговские. Вроде киевский.
Так, пошли вопросы. А у меня готовой легенды нет. Ее еще продумать надо, чтобы назад на Укоротический двор не привела. И вообще...
-- Что-то долго поганые не идут - нас имать. Пойду гляну.
-- И я с тобой.
Ну и как? А оставлять её тут, возле вещей... Начнёт любопытствовать - золотишко найдёт. И в какую легенду такую сумму втиснуть можно? Али-баба и сорок разбойников?
На том месте, где я половца зарезал - нет ничего. Ни трупа, ни коня. Зато натоптано здорово. И конями, и сапогами. Но в яр они не пошли. Видно, опять отвлекло что-то. Место для меня... волнительное. Первый раз в жизни убил человека. Ножом. В глаза его смотрел. Вот тут я стоял, вот так подошёл, вот отсюда ударил. А Марьяша только плечиком дёрнула, в даль глядит. Будто её поганые каждый день вот так по болоту раскладывают. Боярыня.
Тут моя боярыня-хуторянка заорала и рванула. Я еле успел ее сбить с ног. Снова в ту же грязь болотную. Она вырывается:
-- Наши! Наши идут! Черниговские!
Точно, справа из-за хвоста холма по дороге идет лёгкой рысью конный отряд. По трое. Одежда вроде не половецкая. Марьяша рвётся, ругается. Успокоил только когда в её грудь голую ткнул:
-- Так к гридням побежишь?
Помогло. Ойкнула и побежала назад свои сырые тряпки надевать. Вернулась скоро, я и не ожидал. И мешки наши с собой притащила. Хозяйственная. Как я. Только к этому времени черниговская сотня на дороге прошла. А за ней в след - половцы. Тоже спокойно, рысцой.
-- Ну что Марьяша, побежим к этим... нашим?
-- Я те не Марьяша. Я - боярыня Марья Акимовна.
-- А ты сбегай как хотела. Будешь Марькой. Подстилкой в ордынском таборе.
Притихла. Сначала верховые прошли, потом просто табун коней, потом стадо прогнали. За ними вроде толпа небольшая пешая... Пылища на дороге... От конницы пыли больше, чем от колонны тяжёлых грузовиков на сухом грейдере. Эх, мне бы сейчас комп, да в гугловский Map, да в real time. Посмотреть по пылевым хвостам - где тут вокруг еще такие... наши бродят. Потому что ясно - это не шайка со службы из Руси в Степь идет и напоследок безобразничает. И не из Степи мелкий набег проскочил. Это поход, война. Значит и другие отряды есть. И как нам тут выскочить?