Но, обуздав свой пыл, намереваясь дойти до конца, он проговорил с улыбкой, от которой Буридан вздрогнул:
— Не переживайте, молодой человек. От топора Ангерран де Мариньи не умрет. Это все? — продолжал он. — Стало быть, вы просите от меня жизни и свободы для Готье д'Онэ и Ангеррана де Мариньи!
— Да, монсеньор, — сказал Буридан.
— И если я соглашусь? Если я открою камеру Готье д'Онэ, разыщу Мариньи в часовне, где у алтаря он просит прощения у Бога, перед тем как попросить на Монфоконе прощения у людей, если выведу их из Тампля и скажу: «Ступайте, вы свободны», что вы-то для меня сделаете?
— Тогда, монсеньор, — сказал Буридан, — я забуду, что вы мой отец, как забуду и то, каким отцом вы были. Помилуете вы — помилую вас и я.
Валуа с силой сжал рукоять кинжала. Он съежился, уже готовый напасть.
Но Буридан вновь скрестил руки на груди и сказал:
— Каково будет ваше решение, монсеньор?..
— А если я откажусь? — прорычал Валуа.
— В таком случае, монсеньор, я разыщу короля в Лувре. Король прикажет схватить меня и передать палачу, я знаю, но прежде он пожелает услышать, что я хочу ему сказать. И вот, монсеньор, что я скажу королю: «Сир, вы уже узнали от меня, пусть я того и не хотел, о тех преступлениях, которые совершила ваша супруга, Маргарита Бургундская, после чего приказали заключить королеву под стражу. Это случилось по моей вине, пусть и невольной, поэтому, сир, будет справедливо, если вы узнаете от меня и то, что госпожа королева, быть может, менее виновна, чем вы думаете. Да, есть одно объяснение, если и не оправдание, поведения королевы. Дело в том, что когда она была юной девушкой, когда жила в Дижоне во дворце герцога Бургундского, нашелся один человек, который и подтолкнул ее к этой пропасти. Человеком этим, любовником Маргариты, сир, был посланник короля вашего батюшки ко двору Бургундии, и зовут его граф де Валуа».
Граф упал в свое кресло, раздавленный страхом; глаза его лихорадочно забегали, переметнулись на дверь, он принялся вслушиваться во внешние шумы, словно опасаясь, что ужасные слова юноши мог уловить кто-нибудь из его офицеров или же слуг.
Он сделал усилие, чтобы справиться с ситуацией, и попытался ухмыльнуться.
— Да, ты знаешь эту тайну. Но даже если представить, что ты выйдешь отсюда живым и король тебя услышит, он все равно тебе не поверит, безумец!..
Буридан отвечал:
— Мне король не поверит, это верно, так как он решит, и вы легко сможете его в этом убедить, что это обычная месть с моей стороны, но.
— Но?.. — прорычал Валуа.
— Но он поверит королеве!
— Королеве?.. — пролепетал Валуа, у которого вдруг закружилась голова.
— Королеве, которая содержится под охраной в Лувре! Королеве, которую король сможет расспросить сразу же после нашего с ним разговора! Королеве, которая подтвердит все, что я ему скажу, и даже представит доказательства!..
Валуа встал; ужасная очевидность бросалась в глаза: ему конец, если Буридан доберется до короля.
— Мерзавец, — задыхаясь прохрипел граф, — ты не выйдешь отсюда, потому что.
— Одно лишь слово! Последнее слово! — воскликнул Буридан и жестом остановил уже готового позвать на помощь Валуа. — Если я выйду отсюда, монсеньор, у вас будут сутки на раздумье; если же не выйду, то у вас не будет даже и часа, так как кое-кто в этот самый момент ждет моего выхода. Если этот кое-кто не увидит меня в установленное время, он побежит в Лувр. И этот кое-кто, монсеньор, будет тотчас же принят, так как король его знает, поскольку зовут его Ланселот Бигорн!..
— Ланселот Бигорн! — прохрипел Валуа.
— Ваш бывший слуга!..
На какое-то время воцарилась устрашающая тишина. В ушах потрясенного Валуа стоял оглушительный звон. Его остекленевший взгляд был устремлен на Буридана, который, в свою очередь, смотрел на графа с некой мрачной жалостью. Именно Буридан эту тишину и нарушил.
— Монсеньор, — сказал он, — Ангеррана де Мариньи должны казнить через три дня. Один из этих трех дней уже прошел. Сейчас десять часов вечера. Я даю вам весь завтрашний день на выполнение моих требований. Если завтра вечером, в пять часов, Готье и Мариньи не выйдут из Тампля, в шесть я буду уже в Лувре, я все расскажу, король допросит Маргариту, и следующую ночь, монсеньор, вы проведете уже в одной из камер Тампля.
Валуа тяжело вздохнул, кивнул в знак принятия этих условий и отступил назад.