Герольд вновь протрубил в рог. И, словно это был сигнал, вновь раздались крики боли и стенания. Мальчик из хора замахал колокольчиком. Причетники закричали:
— Помолитесь, братья и сестры! Помолитесь за душу королевы!..
И невероятная процессия прошла в свете факелов, в этом шуме жалости, плача и отчаяния, что разносился по Парижу.
Жалости искренней, так как Маргарита Бургундская была очень любима простым народом.
Плач и стенания были чрезмерны, так как всем казалось, что было бы нехорошо засвидетельствовать слишком вялое горе по поводу этой августейшей смерти.
Ошеломленный, Буридан пробормотал:
— Умерла! Маргарита умерла! Валуа празднует победу!..
— И наш поход в Лувр теряет весь смысл, сеньор капитан! — промолвил Бигорн, к которому тут же вернулось беззаботное выражение, которое составляло суть его физиономии. — Поверьте мне, хозяин, вы взялись за невыполнимую работу. Мессир де Мариньи приговорен, — и справедливо, клянусь всеми чертями. Подумайте о том сколько несчастных, дабы обогатиться, он приказал вздернуть; подумайте о том, что ваши друзья, ваши братья д'Онэ, влачили, благодаря ему, жалкое существование, тогда как рождены они для того, чтобы быть богатыми сеньорами. Уверяю вас, хозяин: если бы вам удалось спасти этого человека, это было бы преступлением вашей жизни.
— Это отец Миртиль! — глухо проговорил юноша.
— Как бы то ни было, все кончено, Маргарита мертва. Валуа больше нечего бояться, так что и вам следует перестать упорствовать.
Развернувшись, Буридан зашагал по направлению к Ла-Куртий-о-Роз. Он выглядел совершенно подавленным. В то же время в нем уже начинал закипать яростный гнев против того, что он полагал ударом судьбы: против Маргариты, умершей именно в этот момент!..
Наши читатели вскоре увидят, что эта смерть королевы произошла отнюдь не по воле случая и что судьба была ничуть не виновата в этом совпадении, которое окончательно приговорило Мариньи.
— У меня остаются сутки! — пробормотал Буридан. — Я все еще могу найти способ спасти отца Миртиль.
В спустившихся сумерках Буридан и Бигорн, первый — отчаявшийся, второй — донельзя довольный, шли по улице Вьей-Барбетт. Где-то вдали шумел Париж, оплакивая и молясь за душу Маргариты.
— Я его спасу! — повторил Буридан, подавляя свое уныние.
Не успел он сказать эти слова с преисполненной ожесточенного упрямства страстью, как в двухстах шагах от себя, неподалеку от Тампля, заметил яркий свет факелов.
Была ли это та процессия, что только что прошла мимо них?.. Нет!.. Буридан тотчас же, в отблесках огня, различил отряд всадников, неспешно надвигавшихся прямо на него.
Он вздрогнул. Предчувствие последней катастрофы обрушилось на него. Растерянным взглядом он смотрел на этих всадников, что ехали из Тампля, медлительные и величественные в своих доспехах.
Бигорн схватил юношу за руку и потащил за ограду, бормоча:
— Осторожнее! Это люди Валуа!..
И пока Буридан, задыхаясь от непреодолимого ужаса, спрашивал себя, что означает этот выезд войск Валуа, Бигорн наклонился к нему и прошептал в самое ухо:
— Вы просили у Валуа жизнь Мариньи? Посмотрите, хозяин: перед вами ответ Валуа!
Действительно, позади первых пятидесяти всадников шли двое священников! Позади священников шагал палач, мэтр Каплюш! А позади Каплюша шел некий человек — босоногий, в одной сорочке, с веревкой на шее и свечой в руке… И человеком этим был Ангерран де Мариньи!..
Почти рядом, верхом на коне, ехал граф де Валуа, взирая на своего врага со смертельной улыбкой. Замыкали шествие другие пятьдесят жандармов.
Ужасная картина, длившаяся несколько минут!
Буридан — со страхом на сердце, широко открытым ртом и вытаращенными глазами — смотрел на все это, не в силах сделать ни шага, ни жеста; его словно прибило к земле.
— Пойдемте! — сказал Бигорн, когда кортеж прошел.
Они покинули свое убежище и смешались с толпившимися горожанами, которые комментировали это страшное зрелище. Бигорн подошел к одному из них, вежливо поздоровался и спросил:
— А что это здесь происходит?..