Им оставалось совершить самое сложное — покинуть Двор чудес целыми и невредимыми.
Медленно, с бесконечными мерами предосторожности, они крались в тени лачуг, вздрагивая каждый раз, когда им приходилось проходить мимо какой-нибудь двери или окна, где мерцал свет, припадая к земле при малейшем шорохе, задерживая дыхание.
Где именно они находились? Этого беглецы не знали, но продолжали двигаться вперед.
Они были в нескольких шагах от некоего, достаточно приятной наружности — наружности, конечно же, относительной — дома, внутри которого горели огни, когда услышали шаги и многочисленные голоса.
Навстречу шла небольшая группа бродяг, и через несколько секунд они неизбежно бы столкнулись с этими людьми нос к носу. Но, дойдя до опрятного домишки, группа остановилась, открылась дверь, поток света залил крыльцо, Маленгр и Жийона услышали возгласы, громкий, заливистый смех, шум опрокидываемых табуретов и, благодаря этому яркому свету, смогли как следует разглядеть тех, кто пришел, и тех, кто создавал весь этот шум. С губ до смерти перепугавшегося Симона Маленгра сорвалось лишь одно глухое восклицание:
— Бигорн!
Мошенник сломя голову бросился в темный закоулок, увлекая за собой дрожащую, как и он сам, Жийону.
IV. ЧТО СТАЛО С ВОСПОМИНАНИЯМИ АННЫ ДЕ ДРАМАН
Примерно в то же время, когда Симон Маленгр и Жийона искали выход из той комнаты, где их запер Бигорн, в Париже разворачивались события, о которых читатель непременно должен узнать. Для этого мы возвратимся к одному из персонажей этой истории, коим нам просто-таки жизненно необходимо заняться, пусть и на протяжении всего лишь одной главы. Мы имеем в виду Вильгельма Роллера — бывшего лучника из стражи королевы, которого Маргарита Бургундская приказала бросить в темницу, а Мабель вызволила.
Мы оставили его, получившего два удара — в спину и в грудь — кинжалом, на берегу Сены, у подножия Нельской башни: читатель даже помнит, а может, и не помнит, что Страгильдо оставил этот самый кинжал в ране, так как спешил присоединиться к королеве или же был чем-то озабочен настолько, что забыл столь ценное оружие. Деталь незначительная, но только не для нас. Вскоре читатель поймет, почему, а вместе с тем найдет и очередное подтверждение той банальной истине, утверждающей, что маленькие причины могут порождать большие последствия.
Дело в том, что кинжал этот Страгильдо получил от Маргариты Бургундской. Рукоять его была из чеканного серебра.
Так или иначе, но Вильгельм Роллер пролежал без движения и внешних признаков жизни примерно с полчаса, когда мимо, несмотря на ранний час, проходил какой-то бедняга, один из тех, про которых тогда говорили, что у них нет ни кола, ни двора, да и сейчас бы назвали попросту бездомным бродягой. В принципе, это одно и то же, за тем лишь небольшим исключением, что в те варварские времена подобный бедняга имел право спокойно бродить по городу и даже прикорнуть у какой-нибудь двери, положив голову на межевой камень. Ему не грозил никакой арест, тогда как в нашу, более изысканную эпоху сам факт того, что у тебя нет постоянного жилья, является правонарушением, которое наши отчие законы наказывают тюрьмой.
Брел, значит, этот несчастный себе по берегу, брел, но у Нельской башни вдруг остановился и произнес:
— Гляди-ка! Мертвяк!
Восклицание это было преисполнено не столько удивления, сколько надежды на нежданную прибыль.
И действительно: едва этот бродяга заметил безжизненное тело несчастного швейцарца, как его насупленное и бледное от голода лицо просияло, и он тотчас же направился к трупу, который и принялся неспешно обыскивать.
Но вскоре радость, еще мгновение назад озарявшая эту физиономию, сменилась отчаянием: в карманах швейцарца ничего не обнаружилось.
Человек, который производил осмотр, стоя на коленях, распрямился и тяжело вздохнул. В течение нескольких минут он с глубокой печалью смотрел на эту ничего ему не принесшую находку, затем пнул труп ногой и пробормотал:
— Мертвее мертвого. Но, похоже, я подошел слишком поздно; здесь уже и до меня побывали.
Когда он произносил эти слова, взгляд его упал на кинжал с серебряной рукоятью, и с радостным криком он вновь упал на колени.
— Точно серебряный, — пробормотал он, — бедняга не обманул моих ожиданий; нужно будет за него помолиться.