Сам, в полном одиночестве, он прошел по подъемному мосту…
Спустя пару минут Ангерран де Мариньи, первый министр Людовика X, был помещен в одну из подземных камер Тампля.
VIII. ВОСПОМИНАНИЯ АННЫ ДЕ ДРАМАН
Кое-кто присутствовал при аресте Ангеррана де Мариньи. То был преданный слуга, которого мы пока что видели только мельком.
Тристан последовал за возглавляемым Валуа отрядом, посреди которого молча ехал первый министр. Тристан видел, что произошло перед подъемным мостом Тампля. Он видел, как его хозяин вошел в эту мрачную крепость, и сказал себе: «Ему конец».
До самого утра верный слуга бродил вокруг старого замка тамплиеров со смутной надеждой, что, быть может, он ошибся, и Мариньи вот-вот появится.
Уйти он решил лишь с рассветом. Он направился к особняку с улицы Сен-Мартен, прокручивая в голове всевозможные планы, имеющие целью спасти его хозяина, но тотчас же, один за другим, их отклонял.
В итоге он решил, что нет никакого способа избавить Мариньи от ожидавшей того участи, то есть, вне всякого сомнения, от пыток и обезглавливания, так как Тристан, будучи в курсе всех дел первого министра, естественно, знал, какой безжалостной ненавистью пылает к его хозяину граф де Валуа, и понимал, что раз уж король распорядился арестовать Мариньи, то Валуа торжествует победу, а победа к Валуа может прийти лишь со смертью Мариньи.
Старый слуга заплакал и, в поисках утешения от сразившего его горя — так как, даже во время наихудших катастроф, человек всегда пытается зацепиться за надежду, то есть за жизнь, — в конце концов проговорил:
— Ничего, ту привязанность, которую я питал к моему сеньору, я перенесу на его дочь. Я попытаюсь спасти из его состояния все, что только возможно, и правдиво отчитаюсь в этом перед Миртиль. И тогда, если она пожелает оставить меня, посвятившего всю жизнь служению ее отцу, рядом с собой, мы вместе будем вспоминать того, кого мы потеряли, и вместе станем его оплакивать. Она ведь так любит своего отца, это дитя!.. Пусть ее любовь к этому Буридану и заставила ее пойти против воли Ангеррана де Мариньи, я ничуть не сомневаюсь, что в сердце ее еще живет дочерняя любовь, достойная как ее самой, так и ее батюшки.
Подойдя к особняку, он увидел, что у ворот стоит многочисленный отряд лучников.
Тристан попытался пробиться сквозь эту толпу солдат, но повсюду натыкался на тумаки и затрещины. Наконец он попался на глаза какому-то офицеру, который, вероятно, узнав его, воскликнул:
— Пропустите этого человека!
Но, едва Тристан оказался во дворе дома, офицер добавил:
— Войти он может, но не выйти.
Тристан услышал эти слова и все понял.
В зале стражи он увидел арестованных и уже закованных в цепи слуг Мариньи — по крайней мере, большую их часть. По всему особняку, под руководством и неусыпным наблюдением прево, сновали лучники и сержанты, уже приступившие к обыску, скорее напоминавшему разграбление. Повсюду слышались крики, шум ломаемой мебели. Не проявляя ни малейших признаков беспокойства, Тристан прошел через залы и коридоры, где солдаты были слишком заняты поисками чего-либо ценного, чтобы обращать на него внимание. Однако на некотором расстоянии за ним следовали два сержанта, которые не теряли его из вида и, вероятно, готовились препроводить к тем слугам, что уже были взяты под стражу. Тристан поднялся в свою комнату, располагавшуюся по соседству с покоями Ангеррана де Мариньи.
Сержанты вошли вслед за ним.
— Вы здесь, чтобы арестовать меня? — спросил Тристан, поворачиваясь к ним.
— Мы, действительно, получили такой приказ, — сказал один из них, — так что тебе лучше последовать за нами по доброй воле, дружище, иначе с тобой может произойти то же, что случилось с некоторыми твоими товарищами.
— И что же с ними случилось? — вопросил Тристан, вздрогнув.
— Мой Бог! Да их просто уложили на месте.
— Господа сержанты, — промолвил старый слуга, — я пойду с вами, но не позволите ли вы мне взять с собой кое-какие бумаги, которые могут оказаться полезными при защите моего хозяина в суде?
Сержанты ухмыльнулись и обменялись многозначительными взглядами.
— Почему же? — сказал один. — Мы не только вам это позволим, но и даже попросим; берите бумаги, дружище, берите их столько, сколько сможете унести, раз уж вы знаете, где они лежат, а нам это неизвестно.
Тристан открыл некий сундук и, действительно, извлек из него несколько свитков пергамента, среди которых находился и тот, который Мариньи бросил на стол за пару минут до того, как его арестовали.