Следует сказать, что Симон не просто вошел в эту комнату, — он в нее ворвался со всеми внешними признаками человека, который принес с нетерпением ожидаемую новость.
Хитрец прекрасно заметил тот яростный жест, который граф был не в силах сдержать, как и тот грозный вид, с которым Валуа поспешно сделал два шага навстречу слуге, открыв уже рот, чтобы сокрушить того, объявив, что ему известно о предательстве Симона.
Играя свою роль с безупречной ловкостью, Маленгр сделал вид, что забыл о правилах этикета, которые запрещали ему говорить со своим сеньором и хозяином без полученного на то разрешения, и ловко прерывая речь графа, воскликнул с самой очевидной радостью:
— Победа, монсеньор, победа. У меня для вас замечательная новость!
Как и все персоны, которые живут в темных интригах, граф де Валуа, сколь высоко он ни стоял над этим жалким слугой, немедленно убедил себя, что, возможно, будет небесполезно сначала узнать эту столь триумфально принесенную замечательную новость.
Для этого нужно было позволить этому человеку высказаться, не пугая его и, как следствие, скрыв свою озлобленность.
Проникнувшись такой мыслью, Валуа тотчас же подавил свои первые эмоции и, вместо того чтобы сокрушить виновного, как он и намеревался, довольствовался тем, что явил недовольное лицо хозяина, раздраженного нарушением служебных обязанностей.
Итак, напустив на себя разгневанный вид, он промолвил:
— Да как, мерзавец, ты позволяешь себе входить к своему сеньору и хозяину?
Симон смиренно поклонился, тогда как в его лукавых глазах блеснул и тут же погас, словно вспышка, победоносный огонек.
— Простите мне, монсеньор, это несоблюдение этикета, но я так обрадовался, что могу наконец принести хозяину долгожданную новость, что просто забыл.
— Ладно, — сказал граф, которому неистовым усилием воли удалось таки немного смягчить свой тон, — ладно, говори, только помни, что если твоя новость окажется не такой хорошей, как ты утверждаешь, ты будешь высечен кнутом и получишь то обращение, которого заслуживаешь.
Очень просто и с самым уважительным видом, Симон отвечал:
— Монсеньор сам решит, как быть. Мне известно, где сейчас находится та юная особа, которую монсеньор соизволил удостоить своим вниманием, иначе говоря, эта Миртиль.
Симон замер в ожидании, поглядывая украдкой на своего хозяина, и тем не менее не выпуская его из виду.
Граф, как это происходило всякий раз, когда в его присутствии произносили имя Миртиль, слегка смутился и начал поочередно то краснеть, то бледнеть.
— Ха-ха! — проговорил он, пристально глядя на изворотливого слугу. — Новость действительно хорошая. И где же она, эта мадемуазель, сейчас находится?
Ничуть не смутившись, уверенно выдержав пронзающий насквозь взгляд хозяина, Симон отвечал:
— Рядом со своим женихом, мессиром Буриданом.
При слове «женихом», которое Симон произнес совершенно сознательно, Валуа в неистовстве сжал кулаки и не без огромного усилия сдержал подступивший крик ярости.
В глубине души Симон упоительно наслаждался беспомощным гневом своего хозяина. Внешне же он оставался застывшим в почтительной позе с невинным лицом человека, который даже и не представляет, сколь сильно ранят его слова.
Граф поспешил сделать несколько быстрых шагов по комнате, отчасти для того, чтобы скрыть свое смущение, отчасти затем, чтобы успокоиться, отчасти, наконец, чтобы подумать.
То, что говорил Симон, так точно соответствовало всем тем скрупулезным деталям, которые накануне сообщила Жийона, что Валуа начинал уже верить, что эта мегера обманула его или же обманулась сама, и что Симон, возможно, более лоялен и невиновен, чем он предполагал.
Это зарождающееся в нем сомнение привело к тому, что совершенно безотчетно его тон и манеры начали постепенно смягчаться. Он на какое-то время задумался, затем опустился в свое широкое кресло напротив Симона, и сказал:
— Рядом с Буриданом! — казалось, это имя режет ему губы. — Это не ответ, мерзавец!.. А он-то где находится, этот чертов Буридан, да поглотит его преисподняя?.. Хоть это ты знаешь?.. Так как, после того как Буридан покинул Двор чудес, жандармы уж сбились с ног, его разыскивая.
— Да, монсеньор, знаю. Мне, конечно, далеко до жандармов, но преданность дает мне необходимую хитрость, чтобы искать, и находить.
Граф де Валуа был совершенно сбит с толку. Начав с неуверенности, он дошел до предположений, основанных лишь на вероятности, и вот уже и эти предположения готовы были исчезнуть, испариться из его головы перед этим признанием, этим простым и столь просто брошенным ответом.