Ланселот бросился вслед за Маленгром и, позволив тому вырыть глубокую яму, препроводил голосящего душегуба в комнату за занавеской, где подверг аналогичной процедуре повешения, после чего отвязал, спустил в погреб и бросил рядом с Жийоной, которая, разумеется, предпочла бы обойтись без подобного соседства.
Тем временем от такого количества потрясений, свалившихся на его голову за столь короткий промежуток времени, бедняга Маленгр заметно тронулся умом.
Повешение Жийоны, исчезновение доверху набитой золотыми экю шкатулки — жесточайший удар для скупца! — угрозы призрака, его собственное повешение в результате внезапного появления Ланселота Бигорна — все это представляло собой удары, сравнимые с ударами палицей, под которыми устояло бы не так уж и много мозгов и под которыми его рассудок помутился примерно на три четверти.
Когда, после продолжительного обморока, он пришел в себя, то обнаружил, что находится в темном подвале, своего рода камере.
Будучи не в состоянии мыслить здраво, Маленгр счел себя мертвым и решил, что душа его пробудилась уже там, в ином мире.
Когда же глаза его привыкли к темноте камеры и он увидел Жийону, которая, будучи столь же напуганной, как и он сам, забилась в угол и смотрела на него с испугом, к коему примешивалось ожесточенное удовлетворение, рассудок покинул его уже окончательно, и бедняга вконец обезумел.
В этом его полоумии то дававшее ощущение прохлады место, где он находился, стало для него чистилищем, а вполне живая Жийона — призраком, который преследует его, чтобы схватить и утащить в преисподнюю.
Он начал с того, что, показывая на Жийону пальцем, забормотал:
— Довольно!.. Хватит!.. Гнусный призрак!.. Что еще тебе от меня нужно? Ты забрал все мое золото, все дорогое моему сердцу золото, забрал у меня. Забрал мою жизнь. А теперь хочешь еще и душу?.. А?.. Да, чтобы отнести ее мессиру сатане. Прочь!.. Изыди!.. Ты ее не получишь, мою душу, нет, не получишь.
При этих словах Жийона все поняла и, задрожав, прошептала:
— Сошел с ума!.. Он сошел с ума!.. Боже милосердный!.. Но он же меня придушит, прибьет. Не хочу здесь оставаться. Нет, это слишком ужасно! Я сама здесь тронусь умом!
И, подгоняемая страхом, она бросилась к двери, в которую принялась неистово колотить, издавая крики животного, которому режут горло.
К несчастью, мысли безумца перешли в иное русло.
Теперь ему казалось, что между ним и призраком непременно произойдет сражение, в котором выживет лишь один из них, и потому, сидя на корточках в своем углу, он ворчал:
— А! Хочешь меня забрать? Утащить?.. Но я-то мужчина!.. Я сильнее тебя, попробуй только приблизиться, окажись только на расстоянии моей вытянутой руки, и мы посмотрим, кто из нас сильнее. И потом, ты должна мне сказать, где спрятала мое золото, должна вернуть награбленное. Только попробуй приблизиться!
И так как именно в этот момент Жийона в пароксизме страха стучала что есть силы в дверь, вопя во все горло, безумец решил, что призрак набросился на него; в мгновение ока он распрямился, схватил несчастную сзади за шею и закричал:
— Ага! Попалась, попалась!.. Посмотрим, кто из нас сильнее. Ха-ха! Мое золото, где мое золото? Ты говорила, оно здесь!.. Где именно?.. Здесь?.. Да или нет?.. Ладно, подожди, пока я совсем тебя задушу, так как я тебя знаю, ты способна напасть на меня сзади, когда я буду копать здесь, чтобы отыскать мое золото!.. Ха-хах! Я так и знал, что сумею заставить тебя вернуть награбленное. Знал, что я сильнее.
И безумец отпустил Жийону.
Но на сей раз Жийона была уже точно мертва. Маленгр в самом деле ее задушил, вцепившись своими пальцами — точно когтями! — в ее шею.
Моментально позабыв о трупе, безумец улегся ничком в одном из углов погреба и принялся скрести землю, бормоча себе под нос:
— Оно здесь, мое золото. Здесь ты его от меня спрятала. Ха-хах! Я все-таки заставил ее сказать. Но нужно копать, копать дальше. Тяжело!.. Очень тяжело!.. Но неважно, это ради моего золота, которое я обязательно отыщу.
И, действительно, он продолжал копать. Его пальцы кровоточили, но он этого не замечал. Маленгр ничего не чувствовал.
Тем не менее ему почему-то показалось, что работа продвигается не очень быстро, и когда под руку попался осколок бутылки, Симон схватил этот кусок стекла и принялся рыть уже им, приговаривая:
— Так лучше! Гораздо лучше, намного быстрее!
Он долго еще копал так, с ожесточением.
Пропитанная влагой земля поддавалась достаточно легко. Симон отбрасывал ее вправо, влево, куда попало. В итоге он выкопал уже не яму, но настоящий ров.