В монмартрскую деревушку Буридан явился, чтобы запастись новыми силами. Он гнал прочь из головы любые невеселые мысли, решив хотя бы денек прожить в безмятежном счастье, под преисполненными любви взглядами невесты и матери.
Поэтому, когда по прошествии пары часов Мабель заговорила о возможном отъезде, он отложил этот разговор до завтра. Вечером ему приготовили лежак в одной из тех двух комнат, коими располагала эта хибара, и состоял этот лежак из охапки соломы, которую женщины исхитрились преобразовать в настоящую постель.
Затем они удалились в свою комнату, и Буридан спал на своей соломе, как король. Как король, уточним, в его собственном представлении, так как король-то в ту ночь и не спал вовсе; он оплакивал свое разрушившееся счастье и боролся с душевной болью, ненавистью, местью, всеми навалившимися на него призраками горя и разочарования.
На следующий день Мабель вновь заговорила об отъезде, но Буридан и на сей раз обошел этот вопрос стороной.
Уехать, оставить в темнице Филиппа и Готье, двух его братьев!.. Нет, на это он пойти не мог. Он думал о том, чтобы вернуться в Париж, но с каждым часом вновь откладывал момент этого нового расставания, которое, как он надеялся, должно было оказаться последним!
Этот день, затем еще один пролетели так же, как и первый.
Мабель была удивлена.
Миртиль находила такую жизнь восхитительной.
Правда, это ее счастье омрачалось мыслью о том, что ей предстоит навсегда разлучиться с отцом, но в глубине души она надеялась, что рано или поздно Мариньи отойдет от своих предубеждений, и между ее отцом и мужем — а в мыслях девушки Буридан уже был ее мужем — восстановится мир.
Наконец настал момент, когда Буридан вынужден был признаться, что он пока даже и думать не может о том, чтобы уехать из Парижа. Мабель поинтересовалась, почему.
— Но, дорогая матушка, — сказал Буридан, — вы говорите о бегстве, о поисках прибежища в какой-нибудь далекой провинции или даже на чужбине, к примеру, где-нибудь в Бургундии.
— Я говорю о Бургундии, потому что там ты родился. Но если тебе больше нравится другой край.
— Нет, если мы бежим, мы отправимся туда, куда вы сами пожелаете; вот только есть ли у нас деньги? Мне нужно их где-то добыть.
Мабель улыбнулась, взяла сына за руку, подвела к ларю для продуктов, приподняла крышку и показала, укрытые тряпками, два сундучка, доверху набитые различными украшениями и золотыми монетами. Юноша радостно вскрикнул и принялся наполнять карманы.
— Бигорн, Гийом и Рике будут счастливы, — сказал Буридан, — так как, матушка, мои друзья поедут с нами. Они всегда были рядом со мной в часы опасности.
— Хорошо. Впрочем, здесь золота столько, что хватит на всех. Как видишь, нашему отъезду ничто не препятствует. Поезжай за своими товарищами, и будем собираться в путь.
Буридан отвел Мабель в сторонку и сказал:
— Я не уеду, пока не вызволю Филиппа и Готье д'Онэ.
Мабель вздрогнула. Буридан продолжал:
— Простите, матушка, за то, что вместе с этими именами пробуждаю в вас ужасные воспоминания, но если я уеду, оставив их умирать, даже не попытавшись совершить все возможное и невозможное, чтобы спасти их, мне кажется, я не смогу жить в мире с самим собою.
— Тогда поезжай, сынок, — сказала Мабель, тяжело вздохнув.
— Это еще не все, — промолвил Буридан. — У меня есть для вас новости об отце и матери Миртиль.
— Так Ангерран де Мариньи?..
— Арестован!..
— Маргарита Бургундская?..
— Тоже арестована!..
Мабель подняла глаза к небу. Последний отблеск ненависти и удовлетворенного возмездия пробежал по ее лицу, как пожар, который затухает, мелькнув в ночи последней искоркой. Затем холодно, не испытав особого удивления от этого двойного и знаменательного события, она спросила у Буридана, как именно все произошло.
В том, что касалось Мариньи, Буридан привел рассказ Тристана, согласно которому первого министра погубила ненависть графа де Валуа.
Это имя «Валуа» Буридан произнес, не в силах сдержать дрожь, но Мабель, услышав его, и бровью не повела.
В том же, что касалось королевы, Буридан поведал, как он хотел спасти Мариньи, как отправился в Нельскую башню, как король, будучи предупрежденным Страгильдо, услышал его обвинительную речь и признания Маргариты.
— Это судьба! — прошептала Мабель, как несколькими днями ранее прошептал сам Буридан. — Пятнадцать лет я грезила, придумывала планы мести, каждый из которых затем казался мне химерическим, но Маргариту сразил случай, причем путем самым что ни на есть естественным. Сразил именно так, как я того и хотела, в том самом месте, где и должен был сразить, а главное — посредством кого!..