— Шопен! Эй, Шопен! — прокричал один из солдат, которые сопровождали или, скорее, несли дрожащую и полумертвую от страха Жуану.
— Шопен! — добавил другой. — Тут новая птичка для одной из твоих клеток.
Шопен не ответил. Шопена не было в его жилище. Этой отвратительной мокрицы не оказалось в ее дыре. К счастью для Шопена, так как увидь он, что речь идет о заточении в камеру той, которую он любил, надзиратель, вероятно, предпринял бы какую-нибудь отчаянную попытку спасти девушки, в результате чего и сам угодил бы за решетку.
Один из стражников, вынужденно взвалив тогда на себя обязанности тюремщика, вошел в берлогу Шопена, увидел висевшие на гвозде ключи от камер и взял их.
— И куда ее определим? — спросили друг у друга солдаты.
— Да любая камера подойдет, — промолвил один после непродолжительного раздумья, — спустим ее как можно ниже и как можно дальше, то есть в глубины второго подземелья, в ту преисподнюю, куда помещают тех, кому суждено быть забытыми на земле и на небе, в «каменные мешки», где узники умирают от голода, холода и жажды.
Когда они возвращались, то наткнулись на спускавшегося в подземелье Шопена, который что-то бурчал себе под нос.
— Шопен, — сказал один из солдат, — мы привели тебе гостя.
— Да. Но вы взяли мои ключи. Если я расскажу об этом, вам выпишут десять, а то и все двадцать ударов палкой.
— Ага! Вот только тогда тебе придется рассказать и о том, что тебя не было на посту!
— В камерах — ни души, — прорычал Шопен. — Я вправе прогуляться, когда там никого нету.
— Конечно, но тогда — не сердись. Вот твои ключи.
Шопен схватил их, как некое сокровище, проворчал парочку проклятий и поднялся наверх вместе со стражниками.
— Куда вы его поместили? — спросил он.
— Да в номер пятый, полагаю, — сказал один из солдат.
И, забыв и думать об этом инциденте, который казался им ничтожным, они вернулись на свой пост в прихожую Маргариты.
— Прекрасно! — пробормотал Шопен, оставшись один. — Камера номер 5. Стало быть, это кто-то, кому предстоит умереть здесь. Что ж, меня ждет еще одна приятная прогулка к Сене с трупом на плечах. Молодой он? Или же старик? Ба! Да какая разница. Увижу, когда пойду за ним. Могу поспорить, что, да, поспорим: этот протянет дней пять, не больше.
Валуа не отдавал приказа помещать Жуаны в «каменный мешок». Он распорядился только арестовать ее и бросить за решетку в Большой башне. Он сам намеревался допросить служанку, дабы выяснить, известно ли девушке хоть что-то из ужасной тайны королевы. Беспечность офицера, отсутствие Шопена привели к тому, что бедняжку Жуану помести в одну из подземных камер.
По прошествии трех или четырех дней Валуа, наконец, имел возможность явиться в Лувр. Заодно он разыскал и арестовавшего Жуану офицера. Граф собирался допросить девушку.
Когда Валуа спросил, где содержится Жуана, офицер, в свою очередь, спросил об этом у выполнявших его поручение солдат, после чего повторил их ответ графу:
— Второе подземелье Большой башни, камера номер 5.
Валуа вздрогнул, затем на его губах заиграла странная улыбка.
— Следует ли привести узницу к вам, монсеньор? — спросил офицер.
— Нет-нет, не нужно, — отвечал Валуа. — Она в надежном месте, пусть там и остается.
Офицер удалился и тут же, в свою очередь, забыл об этом разговоре.
«В «каменном мешке»! — подумал граф. — Все, что ни делается, — к лучшему. Теперь, если эта девушка и знает тайну, она унесет ее с собой в могилу. Если же не знает, это даже еще лучше».
И Валуа тоже, в свою очередь, выбросил Жуану из головы.
Оставшись один, Шопен бросился на свою складную брезентовую кровать, на которой он проводил в мечтаниях все свободные от службы часы. Часы эти, впрочем, составляли девять десятых его жизни, в силу того, что его служба — не очень сложная даже тогда, когда ему приходилось относить узникам первого подземелья еду и питье — становилась совсем простой, когда из заключенных оставались лишь те, что содержались во втором подземелье.
По сути, его обязанности заключались единственно в том, чтобы распределять несчастных по камерам и время от времени спускаться вниз, дабы удостовериться, что они все еще живы. Затем, когда смерть делала свое дело, Шопен подбирал труп и выбрасывал его в Сену.
Именно таковы были обязанности Шопена в тот момент, когда в тюрьме остался лишь один узник, — тот, что находился в пятой камере второго подземелья, что само по себе лишало Шопена необходимости относить ему еду и питье.