— У меня к тебе просьба, — сказала Саньке жена, и он напрягся в предчувствии: вот сейчас она попросит его не уходить, скажет, что не может без него жить… — Раз уж ты все равно уходишь к другой, почему бы тебе не остаться у нее на ночь уже сегодня? У меня в гостях будет мужчина. Я скажу ему, что мы с тобой развелись. Ну, чтобы он не дергался понапрасну.
— То есть как это развелись? — начал было возмущаться Санька, но в последний момент опомнился: не хотел ли он этого только что? Однако как ловко его супруга перехватила инициативу!
Но по большому счету заявление Виктории его позабавило.
— У тебя, мужчина? — снисходительно проговорил он, словно потрепал Вику по голове, как трехлетнего ребенка, заявившего, что он, к примеру, может запросто сварить борщ.
Вообще этого не следовало говорить. Может, Вика и была неловкой, но только не страхолюдиной, это уж точно!
У нее вьющиеся каштановые волосы, густые и блестящие, и выразительные серые глаза, и длинные ресницы. Кожа у нее чуть смугловатая, но нежная, на щеках всегда легкий румянец, а губы вполне могут обходиться без помады, такие они сочные и яркие. Когда Виктория смеется, ресницы ее подрагивают, как крылья бабочки. Точеный прямой носик придает ее лицу законченность, подобно восклицательному знаку в конце изящной фразы.
А какая у нее фигурка! Хоть сейчас на подиум.
Раньше Санька все это в ней любил и мог часами сидеть на кухне, украдкой любуясь молодой женой. Она все делала быстро, ладно, даже странно, что порой у нее проявлялась некая угловатость движений. Так ведут себя люди, которые стесняются чего-то или волнуются. Понятное дело, если они на сцене. Но ей чего волноваться в своем собственном доме?!
Взять хотя бы тот же сладкий борщ, когда она перепутала соль с сахаром. Правда, потом ей как-то удалось это исправить. Борщ даже получился вкуснее обычного, но Санька разозлился: надо же ему было влюбиться в девчонку, у которой не все дома, а если дома, то спят.
За те полгода, что они прожили вместе, он такого насмотрелся, что, когда Виктория однажды заговорила о ребенке, Санька шарахнулся от нее как от зачумленной.
Вытаскивать свою жену из ям, куда она вечно сваливается, поднимать с тротуаров, где она на ровном месте подворачивает ногу, ловить, когда она падает со стремянки, с табуретки и вообще с любого возвышения, на котором стоит, прикладывать лед к шишкам, получаемым ею с невероятным постоянством, задевая головой, ногами, руками все выступающие части мебели, — это одно, к этому он привык, но если то же самое она станет проделывать с ребенком на руках? О таком страшно подумать.
Теперь эта невероятная женщина говорит про какого-то другого мужчину. Понятно, тот клюнул на ее женские прелести, но в любом случае мужик этот и не подозревает, что жить с ней все равно что курить, сидя на пороховой бочке. Не знаешь, когда рванет.
Да он сбежит от нее тотчас, как она начнет проделывать свои фокусы. Минуточку! Выходит, Санька допускает, что этот посторонний мужчина может, хоть и ненадолго, в их доме задержаться? И это при живом муже?!
Вика отчетливо видела его возмущение и размышляла о том, как несовершенна мужская природа в части той самой логики, которая якобы по плечу только мужчинам. Он собирается жить с другой женщиной, но все равно не допускает и мысли о том, что жена тоже может завести себе кого-нибудь.
Словом, Александр Петровский ушел из дома злой как черт, вроде на работу — интересно, он свою фифу на работе нашел или познакомился с ней, когда подвозил на машине? — а его жена принялась продумывать план мести. Под названием: «Как изменить своему мужу не лишь бы с кем, а с мужчиной, достойным во всех отношениях, так чтобы потом было не стыдно вспоминать о минутах блаженства, проведенных в его жарких объятиях?»
Глава вторая
Нет, до сего момента ни о чем подобном Виктория и не помышляла. Она любила своего мужа, и других мужчин для нее не существовало. Да и зачем бы ей понадобились эти самые другие мужчины, когда у нее был Александр Петровский. И целых полгода он принадлежал только ей. Это ли не счастье?!
Когда после близости между ними муж засыпал, Вика тихо лежала рядом, как мышка, и делала вид, что тоже спит, а сама через неплотно прикрытые глаза смотрела на него.
Прежде чем лечь спать, Петровские обычно включали во дворе электрический фонарь в форме газового. Свет от него проникал через плотные шторы и создавал в их спальне особое интимное освещение. В его свете красивый Санькин профиль смотрелся особенно романтично. У Вики сладко щемило сердце при одной мысли о том, что этот мужчина, прекрасный как принц, принадлежит ей.