– И проиграл-то всего голову, да? – осведомился он, беря в руки мяч для крикета и делая вид, что швыряет его в окно.
– Всего голову, – согласился я. – В конце концов, не все ли равно, сколько проиграл, голову или десять корпусов. Проигравший не получает призов.
– Мой дядя поставил на тебя пятерку, – сообщил Крис.
– Мне очень жаль, – сухо отозвался я.
Кристофер развернулся на одной ноге и бросил мяч – он с грохотом врезался в стену и отскочил, оставив на ней отметку. Заметив, что я нахмурился, Крис расхохотался. К нам он пришел два месяца назад из Кембриджа. Из-за ухудшения зрения он вынужден был расстаться с крикетом, к тому же он завалил выпускные экзамены. Впрочем, он был куда жизнерадостней, чем я, не испытавший подобных ударов судьбы. Мы терпели друг друга, не более того. Я с большим трудом сходился с людьми, и с Крисом тоже дружбы не вышло – он поначалу старался установить дружеские отношения, но вскоре понял, что это пустая затея.
Вернувшись из буфетной, Мэгги уселась за стол, вынула из верхнего ящика пузырек лака для ногтей и начала накладывать серебристо-розовый лак. Это была крупная, уверенная в себе девица из Сурбитона, весьма злая на язык, но всегда готовая проявить сочувствие, когда шипы злоязычия окончательно вонзались в душу собеседника.
Крикетный мяч выскользнул из руки Кристофера и покатился по столу Мэгги. Пытаясь его ухватить, Кристофер сбросил на пол груду писем, а мяч опрокинул пузырек с лаком, и по строкам «Мы получили ваше письмо от 14-го числа» покатились розовые капли.
– Черт! – в сердцах воскликнул Кристофер.
В комнату вошел старик Купер, ведавший страховыми делами. Увидев разгром, он изобразил на лице неудовольствие, зажал пальцами ноздри и протянул мне бумаги, которые принес:
– Твой голубок, Генри. Приготовь как можно скорее к полету.
– Хорошо.
Уже уходя, он обернулся к Мэгги и Кристоферу и сказал, стараясь посильнее их задеть:
– Почему вы оба не можете работать так же хорошо, как Генри? Он никогда не опаздывает, у него во всем полный порядок, работу он делает как следует и вовремя. Вам бы надо брать с него пример.
Я внутренне поморщился и стал ждать ответных действий Мэгги. В понедельник с утра она бывала в отменной форме.
– Ни за что и никогда, – возразила она. – Генри – чопорное, скучное, бесполое существо. Он вообще, похоже, неодушевленный предмет.
Ну и денек сегодня!
– Но он выступает в скачках, – мягко возразил Кристофер.
– Если он упадет с лошади и сломает обе ноги, его будет волновать только одно: правильно ли ему наложили швы.
– Гипс, – поправил я.
– Что?
– При переломах накладывают гипс.
– Кто знает, кто знает, – рассмеялся Кристофер. – В тихом омуте под названием Генри могут вполне водиться черти.
– Это не тихий омут, а старый пруд, – буркнула Мэгги.
– Грязный и вонючий? – подсказал я.
– Нет… О господи… Извини меня, Генри, я не хотела…
– Все в порядке, – отозвался я. – Все в полном порядке.
Я поглядел на бумаги, что принес мне Купер, и взялся за телефон.
– Генри, – с отчаянием в голосе сказала Мэгги, – я правда не хотела…
Старик Купер укоризненно поцокал языком и удалился своей шаркающей походкой. Кристофер стал раскладывать свои отлакированные письма.
Я позвонил Саймону Серлу в транспортное агентство Ярдмана и сказал:
– Четыре годовалых жеребенка с аукциона в Ньюмаркете должны быть как можно скорее отправлены в Буэнос-Айрес.
– Может получиться задержка, – сказал Саймон.
– Почему?
– Мы потеряли Питерса.
– Большая небрежность с вашей стороны.
– Ха-ха-ха!
– Он вас бросил?
– Похоже, – сказал Саймон, поколебавшись.
– Как это понимать?
– Он не вернулся из последней поездки. В прошлый понедельник он не прилетел тем рейсом, на который у него был билет. С тех пор о нем ни слуху ни духу.
– Может, он попал в больницу? – предположил я.
– Проверяли. И больницы, и морги, и тюрьмы. Он как в воду канул. Поскольку за ним не числится никаких правонарушений, полиция отнеслась к этому совершенно прохладно. Они говорят, что нет преступления, если человек уволился с работы без предупреждения. По их мнению, он вполне мог влюбиться и не захотеть вернуться.
– Он женат?
– Нет, – вздохнул Саймон. – Ладно, я займусь твоими годовичками, но боюсь, что даже приблизительно не могу сказать, когда их отправим.