— Помочь раздеться?
— Не надо.
— Стрельба была…
— Не слышал, — произнес Калмыков как можно равнодушнее, потом повернул к Куреневу лицо и признался: — Это я стрелял, Гриня.
Лицо Гринино сделалось озабоченным, в глазах мелькнул испуг.
— Что случилось?
— Гоп-стопники разгулялись — спасу нету. — Калмыков приподнял ножны шашки, громко стукнул о пол. — Распустились, суки! Ограбить хотели. Пришлось пару раз пальнуть.
— Никого не убили?
— Вроде нет, — Калмыков пошевелил смерзшимися, ничего не чувствовавшими пальцами. — Но двоих ранил. — Он подул на руку, попросил: — Полей-ка мне воды, Гриня.
— Может, лучше к печке, Иван Павлыч? Там все-таки живое тепло…
— Нет. Пальцы потом ломить будет так, что хоть криком кричи. Спасибо, Гриня.
— Надо же, — удивился Куренев, поспешно зачерпнул ковшом воды из ведра, — не знал я этого.
— Чего не знал?
— Да что от тепла кости ноют. Никогда не слышал.
— Старый народный рецепт — сбивать боль холодной водой, — Калмыков застонал, затряс мокрыми руками.
В дверь постучали.
— Войдите, — выкрикнул Куренев, — не заперто!
На пороге появилась Наталья Помазкова — здоровенная баба лет пятидесяти с широким миловидным лицом и маленькими, какими-то медвежьими глазами. Следом за ней в дом просунулась красивая синеглазка лет семнадцати.
— Можно?
— Заходите, — радушно пригласил ординарец.
Тетка Наталья Помазкова была владелицей хаты, которую снимал Калмыков.
— Стрельбу слышали? — спросила она, потирая руками виски, словно бы ее допекала головная боль. — Два раза кто-то из винтовки саданул.
— Не из винтовки — из нагана, — поправил тетку ординарец.
— По мне, все едино — из дробовика или из пушки, я в этом не разбираюсь. Главное — стреляли… Кричал кто-то, это я тоже слышала.
Пришедшая с Помазковой девушка с интересом разглядывала Калмыкова.
— А это что за красавица, Наталья? — покосившись на девушку, бесцеремонно поинтересовался ординарец.
— Племянница моя, из Никольска погостить приехала, на пирожки с жимолостью.
— А зовут как?
— Анька, Анна, — тетка Наталья обернулась, погладила племянницу по голове. — Отец с войны должен был вернуться, да не вернулся.
— Убит или застрял где-то?
— Застрял. У атамана Семенова. То ли в Китае сейчас находится, то ли в Маньчжурии… Где-то там.
О том, что атаман Семенов сколотил большой и хорошо вооруженный отряд, Калмыков знал — часть уссурийцев, соблазненная хорошим жалованием, примкнула к боевому атаману; как знал и то, что обнаружить этот отряд довольно трудно — он все время передвигается.
— А фамилия отца как будет?
Тетка Наталья шмыгнула простудно и вытерла ладонью нос.
— Фамилия, как и моя, Помазков. Это брат мой… Родной.
— Зовут как брата?
— Евгений. Евгений Иванович Помазков. Так вот, Иван Павлович, помоги отыскать непутевого, а? Домой ему пора вернуться, ждут его… А он войну продолжить решил. Вот какая дочка у него выросла, — тетка Наталья покосилась на племянницу.
— Какое звание у вашего Помазкова, тетка Наталья?
— Не знаю. Три лычки у него на погонах и усы под носом.
— Понял. Не дадим дивчине умереть без отца, — Калмыков засмеялся.
Синеглазая Аня покраснела. Калмыкову это понравилось: девушка стыдливая, а значит, честная. Подъесаул на несколько минут ощутил некое неудобство, но это состояние быстро прошло.
— А бандюки что-то совсем распоясались, — переключилась на старую тему тетка Наталья, — стреляют по ночам, спать не дают. Ты посоображай, Иван Павлович, — попросила она, — бандюков надо прижать.
— Посоображаю, — пообещал Калмыков, — обязательно.
— Не то сладу с ними скоро совсем не будет. Надо их прижать.
— Прижмем, — Калмыков вытянул перед собой руки и приказал ординарцу: — Лей еще.
Григорий поспешно опустил в ведро ковш, зачерпнул воды. Аня продолжала с интересом разглядывать подъесаула и, как показалось Калмыкову, любовалась серебряными казачьими погонами, прикрепленными к его шинели, шашкой с ярким георгиевским темляком. Он невольно подумал, что девушка эта совсем не похожа на других, которых он встречал ранее, — она совсем иная…
Внутри у Калмыкова возникло сладкое сосущее чувство — к такой девушке ведь и посвататься можно.
Надо будет обязательно отыскать ее отца. Для продолжения знакомства.
— Лей еще, — приказал он ординарцу.
Тот снова вылил на руки подъесаула ковш холодной воды. Осведомился: