Мало вероятно, чтобы публика, которая обеспечила Бурвилю его первый успех, осознавала, в чем суть этого персонажа, и, думается, что лишь немногие подозревали, что уже тогда, в самом начале карьеры, Бурвиль далеко не исчерпал себя в своем дуралее. Немногие, в том числе, возможно, он сам. Тем не менее именно с ним он станет кумиром этой публики. Но к этому мы еще вернемся.
А пока что он зарекомендовал себя репертуаром, состоящим из двух песенок. И с этими двумя песенками он предстал перед Каррером, директором кабаре на Елисейских полях. На прослушивании Каррер покатывается со смеху и произносит магические слова: "Приходи вечером!" Это его первое
выступление на эстраде. Тогда-то Андре Рембур и берет псевдоним Бурвиль, так как уже есть другой Рембур - Люсьен. Год 1942-й.
Кабаре Каррера посещает снобистская публика, гораздо более тонкая, более взыскательная, нежели посетители "ночных кафе", где Бурвиль выступал прежде. Он сразу же добивается большого успеха. И начиная с этого момента его возвышение становится постоянным, подчас
головокружительно быстрым. Перед ним открывают двери другие кабаре, где требования еще выше. И всего месяц спустя после дебюта в "Альгамбре" он выступает в эстрадной
программе "Ревю смеха" - еще на втором плане, но критика
*
отзывается о нем похвально и сравнивает его с Дранемом .
(Популярный актер эстрады 30-х годов.)
Он получает приличное вознаграждение: "Знаете, в те годы 350 франков у Каррера это совсем неплохо!" Тем не менее "кубышка" - коробка из-под сигарет - нередко бывает у него пустой, и жена часто заявляет ему: "Деньги уже кончаются!" Потому что он не стал больше ждать и, почувствовав почву под ногами, в 1943 году выписал в Париж невесту, женился. Совсем как вступает в брак крестьянин, когда он уверен, что сможет прокормить семью.
Уже на второй день после дебюта в этой программе швейцар "Альгамбры" вручает Бурвилю письмо (исключительный случай для актера второго плана) от Винсента Скотто*, назначающего встречу. И Скотто два часа не отпускает Андре от себя, потому что сразу распознал в нем одного из настоящих актеров, а не однодневок, одного из тех, кто, заявив о себе, держится долго; Скотто и говорит об этом. Бурвиль с волнением вспоминает, как ободрила его такая оценка. Впрочем, Скотто не ограничивается комплиментами. Он устраивает его в "Маленькое казино", а позднее дает рекомендацию для вступления в Общество актеров.
(Итальянский композитор, автор популярных песенок для кино и эстрады.)
Итак, Бурвиль выступает в "Альгамбре" и "Маленьком казино". Проблема заключается в том, что в его репертуаре все еще две песенки. Теперь ему надо срочно его расширять. Он начинает с сатиры на модные в ту пору южноамериканские песенки. Потом вводит в свою песенную программу монологи. В этот переходный период он продолжает служить на Монетном дворе, чтобы зарабатывать на жизнь, а вечерами мотается на велосипеде из одного кабаре в другое, к выступлениям же готовится по ночам. Конечно, первым признаком победы будет возможность оставить работу на Монетном дворе. Мечта каждого актера - жить, хотя бы просто по-человечески, на заработки от своей актерской профессии. Это еще не состояние - он по-прежнему ютится в мансарде под крышей, но у него уже есть надежда на лучшее будущее.
Так пришел успех. В течение двух лет он завоевывает позиции, укрепляет их, самоутверждается. Затем, в 1944 году, перейдя в театр "Этуаль", добивается окончательного признания в мюзик-холле. Но только после окончания войны он найдет подлинно свою, народную публику, которая не особенно жалует дорогие кабаре и мюзик-холлы. Это произойдет прежде всего благодаря праздникам, устраиваемым в честь французских сил Сопротивления или военнопленных. Ему случалось участвовать в пяти-шести таких праздниках за вечер. И вот он добивается триумфа на одном из них - в кинотеатре 15-го округа. Благодаря этому успеху он получил приглашение выступить по радио (другая возможность контакта с широкой публикой) в передаче, которая называлась "Без лишнего шума".
По счастью, одну из этих радиопередач услышал Жан-Жак Виталь. Он болен, но, несмотря на температуру, приковавшую его к постели, заливается смехом. А на следующий день звонит Бурвилю и приглашает принять участие в еженедельной передаче "Всякая всячина". Вызывая к себе этого актера, которого он хочет заполучить во что бы то ни стало (в ящике его письменного стола уже лежит контракт с соблазнительными условиями), Жан-Жак Виталь не знает одного: что Бурвиль тщетно обивал его пороги, добиваясь прослушивания! На этот раз Бурвиль - "звезда" еженедельной передачи. Каждую неделю вся Франция ждет его выступления, чтобы посмеяться (она так нуждается в разрядке!). К этому времени относятся его модные песенки, которые тогда напевали поголовно все - так они навязли в ушах, - "Она продавала почтовые открытки..." и "Что ты говоришь?".
Тем не менее он не сразу осознает свою популярность и даже не очень понимает, что, собственно, происходит. Он не изменился, а на него стали смотреть другими глазами. Еще несколько месяцев назад добиваться права выступать (и нередко безуспешно) должен был он. Теперь его добиваются наперебой, за ним присылают машину, несут его чемоданчик, встречают улыбками и похвалами. Тот, кто, бывало, принимал его снисходительно, а затем бесцеремонно выпроваживал, теперь отвешивает ему поклоны... Рассказывая об этом сегодня, Бурвиль, похоже, так же удивлен, как и тогда: "Мир зрелищ - ужасный мир. Вдруг (ни с того ни с сего) все тебя возлюбили, хотя ты ничуть не изменился... Это и есть успех!" Теперь, когда он каждый вечер участвует в пяти-шести представлениях (еще не понимая, что при таком спросе он уже "звезда"), организаторам приходится учитывать его расписание. Однажды он застает свою коллегу-актрису в слезах: ее номер, совпадавший по времени с его
выступлением, просто-напросто отменили, вместо того чтобы поставить на единственно приемлемое для нее время. В тот раз конфликт был улажен, ну, а если бы он этого случайно не узнал? "Да, - неоднократно говорил он, - успех это нечто чудовищное". Быть может, именно в эту пору и научился он не обольщаться, не доверять успеху. И все же мало-помалу ему приходится осознать, что он стал популярен. Он слышит, как люди говорят о нем в метро, так как в те годы, когда телевидения еще не существовало, публика зачастую не знала своих любимых радиоактеров в лицо. Так однажды он услышал, как его сосед, заливаясь смехом, воскликнул: "До чего же он глуп, этот тип!"
Разумеется, Бурвиль еще больше расширил свой репертуар, но продолжал сохранять типаж дуралея, славного парня-увальня, незлобивого болвана. Например, он выдает себя за боксера (вовсе не обладая широкоплечей фигурой, какая у него сейчас, к тому же сценический костюм делает его с виду еще более тщедушным). "Я очень гибкий, очень ловкий в боксе... Особенно выручает меня правая... В моей правой такая силища...". Теперь Бурвиль уже не только певец, он выступает чуть ли не во всех жанрах. Но за отсутствием материальных средств он по-прежнему объявляет свои номера сам: "А теперь я спою вам шуточную песенку..." Остроты и каламбуры его шуточной песенки толсты, как тротуарные плиты, но, довольный, уверенный в себе, он хохочет громче всех, и публика смеется не столько над его каламбурами, сколько над его глупостью. А он, не обращая на это внимания, невозмутимо продолжает: "А теперь я приобщу вас к
серьезной музыке". И, достав трубу, извлекает из нее премерзкий звук: "Это шелестит ветер в листве". Другой звук, не менее противный: "А это гудок паровоза". И так далее. Или же: "Сегодня вечером я кое-что придумал: я сыграю вам с четырьмя бемолями". Задумавшись и как бы взвешивая, нельзя ли сделать лучше, он спрашивает себя: "А может, с пятью?"... И берет публику в свидетели: "Чего там
скаредничать - с шестью!"