К закату солнца между Шуани и Турти-хутором Овхад нагнал одинокую женщину. Через ее плечи свисали переметные сумы. Сгорбленная, будто кто-то тянул ее к земле, она шла тяжелой поступью, опираясь на посох. Когда дорога вышла на небольшую просеку, женщина остановилась, оглянулась по сторонам и присела на сырую землю. Поравнявшись с ней, Овхад узнал старуху, которую уже видел у ворот Веденской крепости.
Женщина не обратила внимания на подошедшего Овхада. Она развязала платок и обнажила голову. Волосы ее были белы, как снег. Овхад остановился рядом с ней. Он не мог уйти, оставив старую женщину здесь, вдали от людей. Тем более, что леса вокруг кишели дикими зверями.
- Какое неотложное дело тебя выгнало из дома, на ночь глядя? - спросил он.
- Домой иду. Вот, присела отдохнуть.
- Тебе куда?
- В Гати-юрт.
- Это же далеко отсюда.
- Конечно. Переночую в Аллерое.
- Я тоже собираюсь переночевать в Аллерое, а завтра с утра тоже должен идти в Гати-юрт. Сырая земля вредна для здоровья. Поднимайся, продолжим путь вместе.
Женщина молча встала.
- Ты откуда идешь? - спросил Овхад, чтобы убедиться, точно ли ее он видел у ворот крепости.
- Из Ведено. Сын у меня там. Сегодня его перевезли в Грозный... - голос старушки задрожал.
Вечер был ясный, струящийся с неба лунный свет освещал дорогу путникам. Густой лес, подступающий к дороге с обеих сторон, безмолвно затих.
- Сама-то откуда? Может, я знаю кого из твоих родных?
- Отца моего наверняка не знаешь. Он умер двадцать лет назад. Его звали Халид.
Овхад помнил Халида. Это был бедный, но мужественный и благородный человек. Его Деши была дочерью Халида.
- А как тебя звать? - сердце Овхада на минуту остановилось.
- Деши.
Деши... Первая и последняя любовь Овхада. Позже - жена самого верного, храброго, благородного его друга и боевого товарища Болата. Деши, которую после ее замужества Овхад почитал как свою сноху, как родную сестру.
У женщины, с трудом волочащей ноги, не осталось и следа от прекрасных черт двадцатисемилетней давности. Иссохшее лицо, перепаханное глубокими морщинами. Белоснежные виски. Сгорбившаяся спина. Тусклые, впавшие глаза. Грубый хриплый голос. Какие же беды и несчастья состарили ее раньше времени? О том, что Болат сослан в Сибирь, Овхад знал. Может, он не вернулся оттуда? Сын арестован. Если бы Болат был жив, Деши не ходила бы в крепость одна...
Шедший впереди Овхад остановился и обернулся к Деши.
- Ты не узнаешь меня, Деши?
Та внимательно посмотрела на его лицо.
- Я не знаю тебя.
- Я Овхад, сын Хорты.
Еще раз внимательно взглянув на попутчика, Деши уловила небольшое сходство его черт и голоса с чертами и голосом того Овхада, которого она когда-то знала. Женщина отбросила посох в сторону, медленно подошла, и, положив голову ему на грудь, зарыдала, даже не пытаясь сдерживать слезы. Поглаживая ее костлявую спину и подыскивая нужные слова, Овхад старался как-то утешить ее, но Деши не слышала его. Замолчал и Овхад. Плечи его вдруг мелко задрожали, глаза наполнились обильной влагой, и горькие слезы потекли по щекам. Перед ним возникли картины жестокой войны: горящие аулы, трупы воинов, женщин и детей, обезумевший скот, воющие собаки, бегающие в панике люди. Алибек, Умма, Берса, Болат, Кайсар, Кёри, Дада. Старики Мачиг и Васал. Ни одного из них нет в живых. Они убиты, умерли, сгинули в Сибири...
Все горе, все муки, которые Овхад сдерживал в своей груди двадцать семь лет, словно переполнив ее и прорвав все преграды, обжигающими потоками вырвались наружу. Он беззвучно плакал, не выпуская из объятий Деши. В первый раз с детских лет...
Овхаду много о чем хотелось спросить. Но он боялся задавать вопросы, боялся разбередить раны этой женщины. Выплакавшись и успокоившись, та сама рассказала ему обо всем, что произошло в Гати-юрте за последние двадцать семь лет.
- После подавления восстания в числе многих других арестовали и Болата. Сначала его забрали в Ведено, оттуда перевезли в Грозный, затем - во Владикавказ. Так прошло несколько месяцев. Соипа к тому времени я уже носила под сердцем. Тогда я думала, что не переживу разлуки с мужем. Я не могла ни есть, ни спать, ни на минуту не находила покоя. Измученная, не зная что предпринять, я поехала во Владикавказ вместе с Умаром, сыном Али. Там один осетин написал письмо на имя самого главного хакима. В нем говорилось, что я жду ребенка, что заботиться обо мне некому. Я просила, чтобы они смилостивились и отпустили Болата. Если же это невозможно, я просила, чтобы меня посадили к нему в тюрьму или сослали вместе с ним в Сибирь. Мы простояли перед домом хакима два дня, никак не находя возможность передать ему наше послание. Наконец, какой-то добрый русский взял у нас письмо. Вернувшись, он сказал, что хаким не может удовлетворить нашу просьбу, так как не имеет таких полномочий. Так и не пустили меня ни в тюрьму к Болату, ни в Сибирь с ним. С тех пор прошло двадцать семь лет. Жив ли он, мертв ли - неизвестно. Я выскакиваю из сакли всякий раз, когда слышу какой-либо шум или топот коня, в надежде увидеть возвращающегося мужа или кого-нибудь с весточкой о нем...