Гость притих.
- Почему вы покинули место, где стоял отцовский дом?
- Это место было для нас несчастным. Дом, построенный там моим дедом, потом и отцовский дом сожгли русские. Ладно, тогда-то была война. Но и дом, который отец возвел второй раз, тоже сожгли. Люди советовали нам поменять место. Вот мы и покинули этот участок.
- Как звали вашу мать? - спросил Али.
- Айза.
- Она жива? Состарилась, наверное? Она живет не с тобой?
- Нет. Она замужем.
Этими словами Усман, словно кинжалом, проткнул сердце Али. Ему показалось, что последние несколько волосинок на его голове, до сих пор не поддававшиеся времени, в один миг поседели, спина еще больше сгорбилась. Много горя и лишений испытал он в своей жизни. Но прошел через все это достойно. Ни один человек в этом огромном мире не мог в чем-либо его упрекнуть. Теперь же, на краю могилы, он опозорен - его жена вышла замуж при живом муже. Его сердце, ни разу не дрогнувшее в самые тяжелые моменты, беспомощно сжалось от слов сына.
"Эх, Айза, Айза! Лучше б мне застать тебя мертвой. Или лучше бы мне умереть в далекой Сибири... Потерпи, Али, немного тебе осталось испытаний на этой земле", - сказал он самому себе.
Усман притих, наблюдая за замолчавшим гостем.
- Усман, может, мать стала тебе обузой? Почему она вышла замуж, имея взрослого сына, не зная, жив ее муж или нет?
- Мать никому не может стать обузой. Я и тогда любил ее, люблю и сейчас. Отца же моего она не забывает ни на одну минуту. Она с трудом растила меня и Умара. Потом погиб Умар, и я остался у нее один. После этого прошло десять лет. В нашем ауле жил хороший, добрый человек. Он был вдовцом. Так получилось, что люди засватали за него мою мать. Говорили, что это одобрял наш дед по матери. В эти дни мать ходила хмурая, беспомощная, с вечно заплаканными глазами. Однажды дед вызвал меня к себе. "Я знаю, тебе не понравятся мои слова, - сказал он, - неприлично говорить с сыном о замужестве матери. Но я должен сказать тебе это. Айзу сватают за нашего односельчанина Ахмада Акболатова. Я и Айза отвергли это предложение. Но люди привлекли к этому сватовству моего устаза. Шариат и чеченский адат разрешают женщине выходить замуж по истечении некоторого времени, если муж умер или пропал без вести. Здесь нет ничего зазорного. Твоя мать погубила всю свою молодость, поднимая тебя и брата. Умершие не возвращаются, а живым надо жить. Ты остался один, у тебя никого нет. Бывают братья и сестры, пусть и не по отцу. Я бы хотел, чтобы и у тебя были брат, сестра по матери. Айза даже и слышать не хочет ни о каком замужестве. Сегодня устаз пришлет ко мне человека просить моего согласия на этот брак. Я не могу отказать своему устазу, но и не хочу что-либо предпринимать без твоего согласия". Как ни тяжело мне было, но я не стал противиться деду.
- Она замужем за Ахмадом?
- Да.
Али задумался...
Ему вспомнился жаркий день последнего лета войны. Герзельская равнина, густо заросшая кустарниками с ядовитыми шипами. Неожиданное наступление на Кошкельды конных отрядов генерала Баклана. Двести чеченцев должны были задержать это войско, пока женщины и дети из близлежащих аулов не уйдут в другие аулы и пока основные чеченские силы не укрепятся на хребте за Герзелем и Кошкельдами. Среди этих двухсот был и Али. В полдень начали бить пушки, разрывы ядер срывали с корнями и высоко подкидывали кусты. Загорелись дома кошкельдинцев. Укрыв в чаще на высотке единственные две пушки так, чтобы их без труда можно было забрать при отступлении, и, привязав в необстреливаемом месте коней, чеченцы стали ждать атаки.
После двух часов беспрерывной канонады, стрельба поутихла. По перепаханному ядрами полю широкой линией пошла вперед пехота. Бой барабанов становился с каждой минутой все ближе и ближе. На ярком солнце блестели штыки на солдатских винтовках и золотые погоны на плечах офицеров. Когда враг подошел на достаточное расстояние, стали бить две чеченские пушки, набитые мелкими камешками вместо картечи. Первые ряды наступающих стали падать под меткими выстрелами чеченцев. Но атакующие упорно шли вперед, будто не замечая огня противника. Временами останавливаясь и производя дружный залп, они, словно муравьи, все лезли и лезли вперед. В маленьком чеченском отряде были уже убитые и раненые. Одни относили их за хребет, другие сдерживали врага. Наконец чеченцы пошли врукопашную. Выстрелы замолкли, заскрежетала сталь.
Молча падали убитые и раненые с обеих сторон. Но Али и его товарищи не отступали. Они не могли отступать, за их спинами были женщины и дети. Враг не должен был пройти, пока они не будут в безопасном месте. Али видел, как двое солдат подняли на штыки и отбросили в сторону аллеройского Вару; как мескетинский Эдал вспорол брюхо одному из этих солдат, другого свалил выстрелом в грудь и поднял Вару на коня. Потоки крови, стоны, дым, сверкающие кинжалы и штыки, ржание коней...