— Я слышал об Орочи раньше, — сказал Томо.
Я поежилась от имени.
— Что это вообще такое? Он настоящий?
— Судя по зеркалу, был таким. Огромный змей. У него было восемь голов и восемь хвостов, он пожирал людей.
Восемь голов и восемь хвостов… Я замерла.
— Как у гидры? — теперь смутился Томо. — Это монстр с множеством голов. Стоит одну отрезать, на ее месте вырастают две.
— Не думаю, что с Орочи все так же. И восьми голов хватит.
— Если он когда-то был, но давно уже убит, зачем нам рассказывать о нем?
— Кусанаги, — сказал Томо.
— Что?
— Последнее императорское сокровище. Меч был вырезан из хвоста Орочи.
— Тогда нужно ехать в Нагоя и найти Кусанаги, чтобы получить последнюю часть истории, — сказала я. — О том, что случилось, когда Сусаноо убил гидру.
— Все очевидно, — сказал Томо, склонившись и проведя рукой по краю лампы. Его пальцы отбрасывали тени на стены, когда он двигал ими на свету. — Сусаноо мечом остановил Тсукиёми. Мы знали об этом. Так можно усыпить силу Ками.
— Но разве не Аматэрасу остановила Тсукиёми? Тогда в этом нет смысла.
— Может, они сделали это вместе?
Желудок сжался. Это звучало неправильно. Мне хватало слышать, как Аматэрасу говорит, что я предам Томо. Но на сторону Джуна я точно не перейду.
— Как это поможет остановить Такахаши?
Рука Томо замерла на лампе, тень застыла на миг.
— Я думал об этом. Может, Такахаши не может захватить мир без моей помощи. Потому он все еще не убил меня, потому помогает с сокровищами. Может, остановить его так же просто, как и меня. А если все, что он знает, это то, что Тсукиёми был убит Кусанаги? Он сказал, что не может убить меня рисунком, как остальных. Может, он не знает, что меч может вырезать Ками из человека, что мы можем остановить и его этим.
— Возможно, — секрет Кусанаги должны были хорошо охранять. С угрозой Ками-самураев взять верх способность удалять из врагов чернила могла стать лучшим сокровищем из тех, что дала императору Джимму Аматэрасу.
Хотелось бы, чтобы адреналин во мне успокоился. Я устала, но сердце все еще колотилось. Я обхватила руками колени и скривилась, внезапно в правом плече вспыхнула боль.
— Ои, — сказал Томо с тревогой в голосе. — Ты в порядке?
— Ударилась, когда упала с кирина, — сказала я, пытаясь дотянуться до мышцы. Я скривилась от движения, боль пульсировала во мне.
— Ну-ка, — сказал Томо, нежно коснувшись меня и развернув спиной к себе. Я смотрела на тени, что лампа отбрасывала на стену, а он осторожно прижал ладонь к моему плечу. — Кость вроде бы не сломана, — сказал он, — но здесь пятно на рубашке. Могу я…? — он прочистил горло. — Могу я поднять ее, чтобы проверить?
Сердце колотилось о ребра.
— Хорошо.
— Ты не должна, — сказал он, щекоча дыханием шею. Наши тени двигались на стене.
— Знаю.
Его пальцы прижались к моей коже, и каждый из них зажигал пламя на коже у воротника. Он замер и закатал рукав до плеча. Он держал мою руку в своей, но осторожно, словно я могла разбиться.
— Кровь идет, — сказал он, попытавшись отцепить от раны ткань. — Скажешь, если будет больно? — я хотела быть смелой, но болело ужасно. Он медленно освобождал рану, поглядывая на меня. Я зажмурилась, но не остановила его. Он помог мне снять рубашку вытащить руку из рукава.
Я смотрела на тени на стене, колени прижимала к груди, где колотилось сердце. Я не знала, что сказать, стоит ли оборачиваться.
— Погоди, — сказал Томо, я замерла, а он прошел по татами к ванную. Я слышала плеск воды в рукомойнике, он вернулся и принялся протирать мое плечо теплым мокрым платком.
— Все так плохо? — спросила я.
— Не совсем, — сказал он, держа себя в руках. Мы собирались притворяться и дальше, что моя рубашка не снята, что я не сижу в одном бюстгальтере? Но я была рада, что он не придает этому значения. Это было из-за раны. Но тогда почему я так сильно хотела обернуться и обнять его?
— Рана неглубокая, но царапин очень много. Будто ты проехалась по камням, — я поежилась, влажная ткань сдвинулась с плеча. — Наверное, будет большой синяк.
Я простонала.
— Так и ощущалось.
— Просто не напрягай руку, — сказал он. — И пару недель стоит пропустить тренировки кендо, или станет хуже, — он провел по одной из царапин кончиками пальцев, я задрожала. — Теперь мы похожи, — сказал он. — Метки Ками. Их можно и так назвать.
Мы сидели минуту, не говоря, кончики его пальцев прижимались к моей коже. Я слышала его дыхание, чувствовала спиной его жар.