Томо смотрел на картину с расширившимися глазами.
— Его здесь нет, — сказал Ишикава. — Кусанаги пропал.
— Как это пропал? — спросила я, глядя на свиток. Как мог старинный рисунок показывать нынешнее состояние Кусанаги? — Император ведь использует сокровища для церемонии? Он бы заметил его пропажу.
— Настоящий пропал, — сказал Томо. — Пропал шестьсот лет назад.
Я уставилась на них так, словно у каждого было по две головы.
— Объясните?
— Рисунок, — Сатоши указал на табличку рядом со свитком. — Это император Антоку. Его сбросил клан Минамото, одна из самых сильных семей самураев в истории Японии.
— Ками? — спросила я.
— Возможно, здесь была и война Ками, — сказал Томо. Его голос звучал устало. Все было связано с ками, с его судьбой.
Я прищурилась, разглядывая картину.
— И император Антоку — маленькая тонущая фигурка?
— Он тогда был еще ребенком, — сказал Ишикава. — А фигура побольше, как тут сказано, это его бабушка. Она столкнула его с обрыва, чтобы изобразить самоубийство.
Я чуть не подавилась.
— Что, прости?
Томо кивнул.
— А что еще им было делать? Целая армия загнала их к краю.
Будто нужно было сразу прыгать с обрыва. Я не могла этого даже представить.
— И… сколько ему было?
Ишикава вгляделся в табличку.
— Семь. Он был внуком Тайры но Кийомори.
— Семь? — желудок сжался. В семь лет он даже не понимал, что происходит. Я могла представить, как он держится за руку бабушки, доверяет ей, а она кричит ему прыгать в воду. От этой мысли я поежилась.
Томо нахмурился.
— Здесь говорится, что она выбросила и сокровища в океан. Зеркало выловил один из клана Минамото, а камень Магатама вынесло на берег. Но меч утонул.
— Но… меч, что использует император… — сказала я.
— Копия, — сказал Ишикава. — За шестьсот лет они его, конечно же, сделали. И он, наверное, хранится в Токио.
— Зеркало тоже не было оригиналом, — сказала я. — Нам нужно попасть в Токио и забрать меч.
Томо заправил волосы за уши.
— Даже если он и там, он не подходит. Это не Кусанаги но Тсуруги. С зеркалом все иначе. А копия меча не вырежет ками из тела, — он сжал кулаки. — И все это было напрасно.
Сатоши похлопал Томо по плечу.
— Юуто, не говори так.
— Я знал, что не стоит верить, что у меня есть шанс, — мрачно сказал он. — Я все тот же сын демона, ненавидевшего весь мир.
Во мне закипал гнев.
— Не говори так, — сказала я. — Мы так далеко зашли, должен быть выход.
— Но его нет, — заявил он. — У меня нет выхода, Кэти. И не было никогда. Все эти попытки были лишь пустой тратой времени.
Слова больно жалили, я пыталась сдержать слезы. Без Кусанаги нельзя было остановить Тсукиёми. И было лишь вопросом времени, когда он захватит Томо, когда Джун захватит Японию.
Ишикава заметил боль на моем лице.
— Юуто, — сказал он, глядя на меня. — Возьми себя в руки, чудак.
Но Томо скривился.
— В том-то и дело, Сато, — сказал он. — Я не могу. Я собираюсь… Я… — он опустился на колени, прижал ладони к полу храма из темного дерева. — Я собираюсь потерять себя, — прошептал он.
Я села на пол рядом с ним и обхватила ладонями его руку, прижимаясь ухом к его плечу.
— Я тебе не позволю, — сказала я. — Мы найдем выход.
— Без Кусанаги выхода нет, — сказал он. И поднял голову, а я увидела слезы, блестящие на его глазах, он пытался их сдержать, пытался удержать власть над собой. — Брось меня, Кэти. В этот раз по-настоящему. Навсегда.
Я закрыла глаза, заставляя себя думать. Сны не вели бы нас сюда, будь здесь тупик. Разве чернила в нас не понимали бы, что это невозможно? Как нам получить меч? Его не было здесь шестьсот лет. Если он все еще на дне океана, не стал ли он бесполезным? Он мог рассыпаться, заржавев, покрыться водорослями и кораллами. Как таким мечом вырезать душу ками?
— Погоди, — сказала я. — Разве ты не можешь его нарисовать? Копия не сработает, но если ты его нарисуешь, у него будет сила ками, так ведь? Он будет живым, как твои рисунки.
— Она права, Юуто, — сказал Ишикава. Он вытянул руку из-под крыши, чтобы поверить, идет ли еще дождь, а потом закрыл свой зонтик. — Ты ведь можешь нарисовать свой Кусанаги?
— Вообще-то у меня плохой опыт в рисовании оружия, Сато.
Ишикава коснулся плеча, где его задела пуля.
— Думаешь, нужно напоминать?