Когда Моссле направился к двери, Мегрэ взял со стола меню, служившее вещественным доказательством, сунул его в карман и приложил палец к губам, словно желая сказать коллеге: "Не говорите ей об этом..."
Г-жа Моссле заняла место мужа с достоинством женщины, которую полиции не дано вывести из равновесия.
- Ну, что еще вам нужно? - спросила она. Лишившись меню, дьеппский комиссар не знал, как приступить к делу. Он начал:
- Вы живете в Вильконтуа?
- Да, в Вильконтуа, в департаменте Шер. Мой отец три года назад купил гостиницу "Золотое кольцо". После его кончины я осталась одна, а чтобы вести дело, требовалась мужская рука, и я вышла замуж. Мы прикрыли гостиницу на неделю из-за свадебного путешествия, но если и дальше так пойдет...
- Простите, - вмешался Мегрэ, - вы вышли замуж в Вильконтуа?
- Конечно.
- Как далеко он расположен от ближайшего большого города?
- В сорока трех километрах от Буржа.
- А приданое вы заказывали в Бурже? Г-жа Моссле с изумлением на него посмотрела, вероятно подумав: "Этот-то чего вмешивается?"
Она слегка пожала плечами, решив все-таки ответить:
- Нет, приданое я куплю в Париже.
- Вот как? Так вы собираетесь продолжить свадебное путешествие через Париж?
- Вернее, мы должны были начать с него. Но мне хотелось посмотреть на море, Жюлю тоже. Мы никогда не видели моря. Если бы не волокита с обменом денег, мы, наверно, поехали бы в Лондон.
- Итак, вы постарались взять с собой как можно меньше багажа. Я понимаю вас. В Париже вы сможете спокойно заняться своим гардеробом.
Она не понимала, почему этот массивный, как шкаф, широкоплечий человек так увлеченно рассуждает о подобных мелочах. А он продолжал, попыхивая трубкой:
- Вам это обойдется совсем дешево, потому что фигура у вас прямо как у манекенщины. Бьюсь об заклад, что размер не более сорок четвертого...
- Да, сорок четвертый или чуть больше. Только вот роста я небольшого, и все платья приходится укорачивать.
- Вы разве не шьете себе сами?
- Нет, ко мне приходит портниха, работает прекрасно и берет недорого...
Внезапно она почувствовала всю нелепость этой беседы и, подняв глаза на обоих мужчин, увидела улыбку Мегрэ и смущенное лицо комиссара, который всем своим видом старался показать, что он тут ни при чем.
- Что это за разговор?-спросила она вдруг.
- Сколько ткани шириной в метр сорок вам требуется на юбку?
Она не хотела отвечать, не зная, смеяться ей или сердиться.
- Одну длину, не так ли? - подсказал Мегрэ.
- Ну и что?
- Иначе говоря, семьдесят восемь или семьдесят девять сантиметров.
- Ну и что?
- Ничего. Да вы не беспокойтесь, это я так... Мы с женой говорили о платьях, и я уверял ее, что вам гораздо легче шить себе туалеты, чем ей.
- Что еще вы хотели от меня узнать?
Она косилась на дверь, словно боялась, что муж, воспользовавшись ее отсутствием, приволокнется за кем-нибудь.
- Вы совершенно свободны. Господин комиссар благодарит вас.
Она вышла с неприятным и тревожным чувством: она принадлежала к числу подозрительных женщин, которые, раз и навсегда уверовав в людское коварство, не могут себе представить, чтобы им хоть раз случайно сказали правду.
- Я могу выйти в город?
- Пожалуйста.
Когда за ней закрылась дверь, комиссар вскочил и устремился было к столовой, чтобы послать ей вслед кого-нибудь из своих агентов.
- Что вы собираетесь делать? - спросил Мегрэ, подходя к печке, в которой он давно уже не ворошил уголь.
- Но... Я полагаю...
- Что вы полагаете?
- Вы же не станете меня убеждать... Ведь вчера именно она дала нам самые сомнительные показания. Она утверждала, будто вышла из дома, чтобы следить за мужем, но якобы ошиблась, приняла за него кого-то другого и вернулась ни с чем. Вся эта история с материей...
- Вот-вот!
- Что - вот-вот?
- Эта запись на меню как раз и означает, что она невиновна, более того, что ни одна женщина этого дома невиновна, и поэтому нет необходимости допрашивать печальную даму. Так мы с женой прозвали учительницу... Подумайте, ведь каждая женщина наизусть знает свой размер и ширину ткани, и ей незачем записывать их. Но зато если она поручит мужчине покупку такого рода или если он вздумает сделать ей сюрприз...
Он указал на старые журналы мод, лежавшие на столе.
- Я уверен, что мы найдем в них фасоны, понравившиеся госпоже Моссле. Они с мужем говорили о материях. Муж записал эти цифры, желая сделать ей подарок. Ему необходимо быть любезным: ведь деньги-то, иначе говоря, гостиница "Золотое кольцо", как мы слышали, принадлежит ей. А его взяли в дом, потому что для ведения дел потребовался мужчина. И еще, вероятно, потому, что с годами госпожа Моссле стала чувствовать какую-то пустоту в своей жизни. Но он человек ненадежный, его надо крепко держать в руках, следить за ним. Жюль Моссле останавливается с женой у землячки, не подозревая, что мадмуазель Отар приютила у себя неудачницу, которая также прежде жила в Вильконтуа.
А дождь все лил и лил. Прозрачные капли, догоняя друг друга, стекали по стеклу. Время от времени мимо скользили фигуры в черных плащах, держась поближе к дому.
- Все это меня не касается, конечно, - продолжал Мегрэ, - но девчонки вчера вечером, рассказывая о Жанне, говорили не только хорошее. Она не отличалась примерным поведением, несчастья ожесточили ее, она была озлоблена. Она ненавидела мужчин, винила их в своем падении и старалась сорвать с них хотя бы деньги. Она была из тех немногих посетительниц кафе, которые соглашались после танцев провести с партнером ночь. Грог, конечно, крепкий напиток, но все же от него пьянеешь не так сильно, как кажется со стороны...
Комиссар со стыдом вспомнил тот снисходительный и игривый тон, каким он утром встретил Мегрэ.
- Вы потом сами все это распутаете. Вы поймете, что там, в Вильконтуа, Жанна была любовницей нашего Моссле, в общем пустого малого. Вы узнаете, что он отец мальчишки и что в свое время он угощал Жанну Фенар больше тумаками, чем тысячными или хотя бы сотенными ассигнациями. И вдруг она встречает его здесь с женой, богатой и притом ревнивой, как тигрица... Как же она поступает?
- Она его шантажирует, - вздохнув, нехотя проговорил комиссар.
Мегрэ раскурил третью по счету трубку, пробурчав себе под нос:
- Вот и все, не так уж это хитро... Она шантажирует его, а поскольку он боится не так за свою любовь, как за свое благополучие...
Он открыл дверь в столовую, где все по-прежнему сидели на своих местах, точно в приемной дантиста.
- А ну-ка, ты, поди сюда! - сказал он совсем другим тоном Жюлю Моссле, который крутил сигарету.
- Что такое?
- Ну-ну! Иди, не разговаривай... И, обратившись к полицейскому инспектору высоченного роста, добавил:
- Зайди-ка и ты тоже.
И тогда только он обернулся к комиссару. Его взгляд означал: "Сами понимаете, с таким сбродом..."
Моссле держался уже не таким фатом, как вначале: еще немного, и он, пожалуй, запросит пощады.
В остальное Мегрэ не захотел вмешиваться. По другую сторону двери женщины вздрогнули, услышав громкие голоса, отчаянный протест, потом какую-то возню.
Мегрэ смотрел в окно Он думал о том, что пароход уйдет в Ньюхейвен, вероятно, около двух часов. Потом, повинуясь странному ходу мысли, он сказал себе, что неплохо бы как-нибудь поглядеть на этот городок Вильконтуа.
Кто-то тронул его за плечо, но он даже не обернулся.
- Готов? - спросил он.
- Раскалывается..
Он еще мгновение сидел лицом к окну, чтобы скрыть от комиссара невольную улыбку.
Иной раз не стоит подчеркивать свое превосходство.
1938 г