Утро они встретили вместе.
— Лиг, а Лиг, покажи, в кого умеешь превращаться, — прошептала она, гладя его по лицу кончиками пальцев.
Он охотно обернулся ягуаром, и ее улыбка стала лукавой.
— Какой большой и сильный зверь. А еще?
Гиль замешкался. Облик горностая иногда провоцировал у женщин смех, а змея могла вызвать отвращение. И он давно не оборачивался в них. Не хватало еще опозориться.
— Это все.
— Точно?
— Точно.
Она вздохнула.
— Жаль. Из какого ты говоришь клана?
— Эрдейл, — бодро соврал Гиль.
— Лиг из клана Эрдейл. Я запомню и как-нибудь навещу тебя там. А сейчас мне пора.
Она надела платье и сандалии, протянула ему кошель с золотом и подхватила дорожную сумку, собираясь в путь.
Гиля это не устраивало.
— А могу я пойти с тобой?
— Ты даже имени моего не знаешь. Зачем тебе со мной?
— Затем, что я люблю тебя и не хочу расставаться так скоро. Я странствую, мне все равно куда идти. А как тебя зовут, моя госпожа?
Она усмехнулась.
— Геката.
— Красивое имя. Терпкое и сладкое, как грог Калунны.
Она улыбнулась.
— А язык у тебя хорошо подвешен. Что ж, идем со мной. Будь рядом, пока хочешь. Какие же вы, кецали, красивые… в чем-то я даже понимаю Верже: вас хочется забрать себе, любить и никогда не отпускать. Но это ведь сделает вас несчастными, верно? Нельзя же просто взять кого-то, кто приглянулся, и отнести к себе домой?
Гиль улыбнулся.
— Меня можешь брать куда угодно, моя госпожа. Главное, люби. Только я тяжелый и лучше сам тебя понесу. А если сбегу, ты ведь погонишься за мной? Я буду бежать не очень быстро.
Она рассмеялась и поцеловала его.
— Точно заберу! Вот только разберусь с одним делом.
— Каким?
— Не забивай себе голову, мой хороший. Идем.
Они странствовали по городам и кланам кецалей несколько месяцев. Иногда госпожа Геката исчезала, но неизменно возвращалась к костру и похлебке, которые Гиль варил для них обоих. Он охотился, развлекал и охранял ее, хотя в защите она не нуждалась: с разбойниками Гиль обычно разбирался сам, но как-то, в дурном настроении, Геката просто щелкнула пальцами, и они исчезли. Совсем.
— Где они?
— Я выбросила их в пустыню. Надоели. Ох, извини, мой хороший! Ты хотел подраться?
— Хотел, но больше не хочу, — Гиль озадаченно пошевелил ушами, разглядывая пустоту на месте недавних врагов. — Судя по твоей силе, у тебя должна быть огромная свита. А где все твои охотники?
— Во дворце. Они привлекают слишком много внимания, а мне надо быть незаметной. Где же он прячется?
— Кто?
— Этот секрет не для твоих красивых ушей, Лиг. Идем.
Она относилась к нему слегка снисходительно, но Гиль не обижался. Геката любила его, восхищалась силой и мощью в облике ягуара, и ему этого хватало. Больше не было нужды ничего доказывать, он и так знал, что достоин уважения. И получал его: во время долгих ночных разговоров Геката расспрашивала его о том, как живут простые люди и кецали, не обижают ли их жрицы Калунны, слышал ли он о похищении кецалей и принуждении их к постели. Похоже, она действительно была ищейкой, расследующей преступления. Гиля это не смущало. Он пел для нее, играл на самодельной дудочке, обнимал, засыпая вместе под звездами, и думал, что прожил самую лучшую на свете жизнь.
И был единственным, чью судьбу его мать не сумела правильно предсказать. Мальчишество, но Гиль гордился этим, наслаждаясь своей свободой. Геката же мрачнела день ото дня. Гиль легко прогонял ее тревоги, но ненадолго. Она явно не могла найти то, что искала.
— Так на кого мы охотимся? Расскажи, и я тебе помогу, — однажды не выдержал он.
— На Гиля, сына провидицы Уны, — призналась Геката, — она сказала, что он бродит по дорогам, и найти его можно где-то здесь. Ты не сталкивался с ним?
Гиль замер. Так ее послала его мать! Не выдержала все-таки и решила вернуть сына, подсунув в постель владычице Ате! И стоит ему признаться, как возлюбленная Геката щелкнет пальцами и отправит его домой, а сама получит награду и уйдет! Она не узнала его только из-за имени и одной формы вместо трех!
Гиль огорчился. Сбежать, что ли? Но он не хотел уходить, привыкнув засыпать и просыпаться вместе с ней. Без ее любви он будет несчастен и одинок.
Геката погладила его по волосам.
— Что это ты погрустнел, мой хороший?
— Мне грустно, что меня давно не целовали, — пожаловался он, — а с сыном Уны я не сталкивался. Он пропал много лет назад. Может, уже погиб?