Тут как тут включились очевидцы…
- Хоть она тебя и послала… - обратились они к Цветоеду, - но ты и так там безвылазно! …Ещё лёгкий вариант… Уроки высшего света!
- Мне бы чего-нибудь не такого жужжащего, - расчихался Мстислав.
- Не пей больше – плохо станет!
- Ладно. Всё равно плохо стоит!
- На свежую голову лучше доходит? Учиться надо у-порно! Отмылся, как Герасимуму ментыми в три дорога. Сделай девочке улыбочку и пиши заказ!
- Мстислав было издал кошаче-скулячий мотив по поводу заказа, но толпа тут же разлетелась, как сухие листья…
* * *
Послышались крики:
- Молодец! Молодец! Тормози! Нет далее ходу! Погляди – вон экий завал на дороге!
Перепрыгивая через Цветоеда, ребята неслись навстречу Любену.
Мстислав тревожно посмотрел на небо, как петух на ястреба: кр-р-р! Воздушная тревога!
“Возница взял под узды коня” и тяжело выбрался из “дирижабля”. Он подчёркнуто вдыхал всею грудью воздух, уши у него алели, как ручки стоп-крана, ему хотелось смеяться.
…Мстислав скорбно смотрел на него.
Любен вышел из пароплана, бодрый и весёлый, будто из бани. Луга, покрытые цветами, напоминали близко приставленные к глазам полотна пуантиллистов.
- Благодарю, голубчик! – похлопал он “коня” с металлическими ребрами, обтянутого плёнкой- обшивкой.
Дмитрий забрался на “козелки”…
- Кстати, и человек всегда лучше в натянутом виде, чем в распущенном, - примерялся он к кабине, - что впрочем не свидетельствует в пользу человека.
- Личность – это не сама душа, а только мозоль на душе от соприкосновения с миром, - откликнулся Любен на тему, ощутив странное умнонастроение. - Для того, чтобы человек был жив, его сознание должно многократно умирать и возрождаться, уподобляясь Фениксу или процессу производства, возобновлённому на новых основах… Иначе получаются странные вещи… Сняв с кого-то голову, потом интересуются: не растрепался ли у них самих при этом пробор… - собрал Любен все складки на лбу, по-видимому, предполагая, что полемизирует с равнодушными.
- Или, не растрепался ли пробор у снятой головы? – согласились с ним ребята, и облили голову Мстислава холодной водой.
- Подумать только, ведь я ещё совсем не жил, я ничего ни для кого не сделал… - продолжал Любен, - и эта непрожитая жизнь висела между небом и землёй! Со всех сторон небо, небо, оно словно сжимало меня в объятиях, - он старался замещать эмоции своим интеллектуальным отражением. – Будьте же благословенны и жизнь, и земля, и небо, будьте благословенны люди… Мне казалось, что личные черты мои ушли, а какая-то светящаяся и всеобъемлющая точка осталась: суть! начало! слово! Я готов был в этот час любить даже самого заклятого недруга своего и развязать ремень обуви его! Человек в натянутом виде – это в объемлющем (как по теореме Пуанкаре!) Именно в этом состоянии, а не в распущенном резонируешь со звуком мира.
Все были потрясены. А Любен всё кружил и кружил у самого зыбкого в душе…
- Ах, как мне хотелось там наверху погладить каждый булыжник на земле, постоять возле каждого дерева, как возле античной колонны, поблагодарить каждый цветочек, который стремится к солнцу, под сияющими лучами которого приобретает совершенство формы и красоту… Так и мы должны тянуться к божественному свету: быть добрыми со всеми, совершенствовать и наш характер, и наши мысли, и дела… Конечно, наши дела сегодня вытеснят всё остальное, а завтра?
Бывает у кого-то саднящее ощущение невыполненности? Будто суть мелькнувшей идеи засела занозой, заросла где-то в глуби…
Ребята молчали.
И вот заговорила тишина…
Чей это голос? Неба или поля?
Кто говорит – подошва иль трава?
Их голоса слились в едином скрипе.
Все говорят на общем языке,
Который мы найти никак не можем, -
разбавил Любен лаконизм, почти нечеловеческий, “нагорный”, ёмцитизмом (от Феликса Кривина).
Мстислав ощерил зубы в смешке. А когда, вдруг, Любен июньским зноем накалённый, встал на колени и поцеловал землю, Мстислав распахнул рот и раскричался в сдавленном хохоте.
Любену же показалось, что тот просит его о помощи, что кричит Мстислав от невыносимого страдания, но не может выговорить ни слова… И бросился освобождать его от свального песка!
За песочным изгибом показалась камера, затем трясущаяся рука…
- У тебя водка есть? – глухо спросил Мстислав.
Любену вспомнилась сказка о том, как вышвырнуло на берег рыбу. А птица (которой эта рыба помогла когда-то выбраться из воды) страшно обрадовалась, стала приглашать рыбу полетать, но потом сообразила, что рыбёшка не от хорошей жизни молотит хвостом по песку, и оттащила её в море, буркнув: ладно, плавай, что с тебя взять. С тех пор они держались поблизости друг от друга, одна в воде, другая в воздухе, присматривая, чтоб с подружкой не случилось несчастья.