- В чем дело, - сурово осведомилась Линнет, выйдя в коридор, затворив за собой дверь, чтобы ничей любопытный взгляд не упал туда.
Собравшиеся служанки, а это были Сэмми, погрустневшая Мардж и мисс Присц, и впрямь громко ругались, не замечая никого из присутствующих. Но едва они услышали слова, обращенные к ним, дружно вздрогнули, и самая молчаливая из служанок, мисс Присц, сообщила.
- Вы уж извините, мисс Вэннервилль, что оторвали вас от чтения, но здесь кое-что произошло. Это дело безотлагательно и требует вашего присутствия...
- Не говорите загадками, я достаточно уже вынесла. Что именно случилось?
- Мистеру Гильдебранду плохо. У него нарастает жар с каждой минутой и он не может даже подняться с кровати. И еще, мисс, сэр кашляет кровью.
Линнет удивленно вскинула бровь и уже более встревоженно переспросила. - Кровью? Мисс Присц, хорошо, что вы мне это сообщили. Но мне кажется, мистер Гильдебранд нуждается в помощи доктора. Поэтому прошу вас, чтобы вы сейчас же позвонили доктору.
- Доктору Эшмору? Или Дженкинсону?
- Разумеется, позвоните доктору Саймону Эшмору. Мистеру Дженкинсону отказано от дома, если вы помните, мисс Присц.
- Я выполню это сейчас же, мисс Вэннервилль.
Сэмми, мисс Присц и Марджери дружно заковыляли в самый конец коридора, где каждая из них разбрелась по своим углам. Мисс Присц пошла вызывать доктора, а Сэмми спустилась на кухню, чтобы выпить горячего молока с медом. Лишь Марджери сидела без дела, заперевшись в своей комнате, чтобы избежать ненужных вопросов от хозяйки.
Уткнувшись в мягкую подушку она тихо рыдала от бессильности, воспринимая все происходящее слишком уж близко к сердцу. Вскоре усталость взяла вверх и Марджери погрузилась в сон, даже не сняв с себя верхнего платья.
И Линнет не находила себе места в библиотеке, метаясь от одной книжной полки к другой, ловко лавируя посреди гигантских стопок книг, фолиантов и энциклопедий, ютящихся на самых низких этажерках.
Успокоившись, она наконец села на подоконник и прислонилась лбом к холодной глади оконного стекла. Ее губы беззвучно прошептали.
- Где же доктор?..
Догорели дрова в камине и Линнет все это время сидящая на подоконнике, наконец отперла библиотечное окно и распахнув его, впустила в комнату со спертым воздухом спасительную прохладу. Холодный апрельский воздух дунул в лицо Линнет, которая вдохнув его, почувствовала себя несколько свободнее.
Близился закат, который так любила наблюдать Линнет. Ей всегда нравились изменения красок на горизонте, от розового до самого яркого оранжевого. Потеряв счет времени, Линнет зачарованно любовалась оранжево-красным солнцем, которое вот-вот должно было закатиться и исчезнуть за вершинами деревьев. Странно, но свежий воздух как-будто отрезвил девушку, вернув ей хрупкое и временное спокойствие.
Когда солнце скрылось из виду, Линнет слезла с подоконника и вздохнув, заперла окно. Прохлада, все еще витавшая в комнате, давала о себе знать и Линнет поежившись, сняла со спинки кресла свою шерстянную шаль. Накинув шаль на плечи, она покинула библиотеку, изрядно проветренную и прохладную.
Спустившись на кухню, Линнет застала крутившуюся у плиты Сэмми, которая разогревала в маленькой кастрюле молоко.
- Сэмми, ты еще здесь, - устало улыбнулась Линнет, - скажи, готов ли ужин.
- Да, мисс. Пройдите в чайную. Я принесу вам тосты с кунжутом и горячего молока.
- Это очень мило с твоей стороны.
Пройдя в чайную, Линнет села на свое излюбленное место - деревянный резной стул и положив на колени салфетку, стала дожидаться ужина.
Сэмми, которая наконец появилась в чайной, несла на подносе небольшую тарелку с поджаренными тостами и чашкой парящегося молока. Вряд ли раньше Линнет обращала внимание на неприметное лицо Сэмми, но тут она заметила и мешки под глазами, и потухший взгляд, и усталую улыбку.
После секундного замешательства, Линнет накинулась на ужин и с удовольствием стала цедить теплое молоко и жевать тосты, щедро усыпанные кунжутом.
После ужина Линнет отправилась наверх к своему больному гостю.
Тихо отперев дверь, она вошла. Еще утром увиденная ею комната, выглядела иначе и казалась даже чужой. В спальне царил полумрак, нарушаемый тусклым светом огня в камине. Огромное окно было задернуто плотной шторой, за его пределами горел единственный уличный фонарь.