РАССКАЗ
Халиф Омар базаром проходил
И на ногу дервишу наступил.
Дервиш Омара не встречал дотоле;
Он выругался, застонав от боли:
«Ты что — ослеп? Иль переулок мал?»
И так ему властитель отвечал:
«Я не ослеп. Но не суди же строго!
Мою вину прости мне, ради бога!»
Так обращаться с подданным своим
Им было свойственно — мужам святым.
День будет: пред величием смиренных
Поникнут от стыда главы надменных.
Страшись суда и, духом восскорбя,
Прощай, эмир, страшащихся тебя!
Не притесняй стоящих под тобою, —
Ведь есть рука и над твоей рукою.
РАССКАЗ
Жил некто; никого он не хулил,
Добро и в скверных людях находил.
И после смерти другу он приснился;
А тот: «Скажи мне, где ты очутился?»
И дух, раскрыв уста, как вешний цвет,
Как соловей, пропел ему в ответ:
«Я не унижен здесь и не обижен
За то, что мной никто был не унижен».
РАССКАЗ
Однажды Нил — небесный водонос —
Большой воды Египту не принес.
К горам и небу лица обратили
Египтяне, дождя послать молили.
И хоть взывал и плакал весь народ,
Не плакал безответный небосвод.
И наконец сообщили,
Что дни беды в Египте наступили.
«О мудрый, помолись о бедняках!
Ведь внемлет сам твоим словам аллах!»
И в ушел Зун-Нун. И вскоре
Пошли дожди; Нил разлился, как море.
Весть в Медиан лишь через двадцать дней
Дошла, что Нил в разливе от дождей.
И встал Зун-Нун, что о дожде молился,
В Египет — восвояси устремился.
«Скажи учитель! — некто вопросил, —
Зачем ты к нам молиться приходил?»
Зун-Нун сказал: «От бедствий не укрыться
За грех чужой — ни муравью, ни птице.
В Египте хуже нет людей, чем я!
В том бедствии была вина моя.
И вот поистине свершилось чудо,
Когда поспешно скрылся я оттуда!»
Так, добрый счел себя причиной зла.
Добро тебе за добрые дела!
Кто за людей пожертвует собою —
Прославится народною хвалою.
Великий, кто себя не вознесет,
Величье истинное обретет.
Лишь тот от праха суеты и тленья
Очистится, кто жизнь прошел в смиренье.
Ты, что увидишь будущие дни,
Меня молитвой доброй помяни!
Не плачет Саади, что стал он прахом. —
Он был и в жизни — прах перед аллахом.
Не сетуя, он принял свой удел,
Хотя весь мир, как ветер, облетел.
Пройдут века, рассыплются гробницы...
И снова прах над миром заклубится.
Но, кто еще так пел, как Саади,
В саду расцветшей мысли? — Сам суди!
Смолк соловей! Меня в опустят,
Но роза куст свой надо мной распустит.
Не пропадет такой певец, как ты,
Без цвета розы — в бездне темноты!
Г Л А В А П Я Т А Я
О довольстве юдолью
В ночи раздумий зажигал я лен;
И светоч речи мною был зажжен.
И стал хвалить меня пустоголовый,
Пути признанья не найдя иного.
Но в похвалу он влил немало зла;
И зависть, словно боль, в нем изошла.
Писал он: «Мысли Саади высоки! —
Гласили так лишь древние пророки.
Но как он слаб, — кого ты ни спроси, —
В картинах битв — в сравненье с Фирдуси!»
Должно быть, он не знал, что мир мне нужен,
Что с громом браней сердцем я не дружен.
Но если нужно, как булатный меч,
Язык мой может жизнь врага пресечь.
Что ж, вступим в бой, но заключим условье:
Нам вражий череп будет — изголовье...
Но в битве меч сильнейшим не помог, —
Победу лишь один дарует бог.
Коль счастье озарять нас перестанет,
Храбрейший муж судьбу не заарканит.
И муравей по-своему силен;
И лев, по воле неба, насыщен.
Ничтожный перед волей небосклона,
Иди путем предвечного закона!
А тот, кому столетний век сужден,
Львом и мечом не будет истреблен.
Коль осужден ты небом — не во власти
Тебя спасти бальзам от злой напасти.
Рустама не злодей сгубил,
А смертный срок Рустама наступил.
РАССКАЗ
Жил в Исфахане войска повелитель,
Мой друг — отважный, дерзостный воитель.
Всю жизнь он воевать был принужден,
Был город им и округ защищен.
С утра, разбужен ржаньем, ратным гулом,
Его в седле я видел — с полным тулом.
Он львов отважных видом устрашал,
Быков рукой железной поражал.
Когда стрелу во вражий строй пускал он,
Без промаха противника сражал он.
Так лепесток колючка не пронзит,
Как он пронзал стрелой железный щит.
Когда копье бросал он в схватке ратной,
Он пригвождал к челу шелом булатный.
Как воробьев, он истреблял мужей;
Так саранчу хватает воробей.
Коль он на Фаридуна налетел бы,
Тот обнажить оружье не успел бы.
С его дороги пардус убегал,
Он пасти львов свирепых раздирал.
Схватив за пояс вражьих войск опору —
Богатыря он подымал, как гору.
Он настигал врага быстрей орла
И разрубал секирой до седла.
Но в мире был он добрым и беззлобным;
Нет вести ни о ком ему подобном.
Он с мудрыми учеными дружил;
В те дни, как лучший друг, он мне служил.
Но вот беда на Исфахан напала.
Судьба меня в иной предел угнала.
В Ирак ушел я, переехал в Шам, —
И прижился я, и остался там.
Я жил в стране, где помнили о боге, —
В заботах, и в надежде, и в тревоге.
Довольство там царило и покой.
Но потянуло вдруг меня домой.