И хоть «Шинок» не значился в числе тех приятных уютных уголков с мягкими диванами и приглушённым загадочным светом, а звался дешёвой забегаловкой, но, тем не менее, притягивал и манил, превращая посещения в приятный ритуал, помогающий примириться с неприглядной повседневностью.
Несмотря на ободранные стены, дешёвые аляпистые пейзажи местных художников-недоучек, неизменную грязь на столах… была в этом убогом местечке одна особинка: в отличие от всех кафе и ресторанов, собирались в нем под вечер полновесные мужские компании. Это вам не полтора занурёных ханурика на двадцать свирепых доминирующих самок – извечная картина сибирской действительности.
– Просекаешь, Нюнечка, как нам повезло-то?!! – любила говорить Рокси, умеющая из всего извлекать «позитиффчик», – Это место надо бы в тайне держать, а то набегут голодные злые бабы и весь контингент порасхватают!
Но главное было даже не то, что маленький заплёванный пятачок концентрировал на себе лучшие мужские силы, а то необыкновенное чувство единения с миром, радости жизни, сродни эйфории. Веселящий коктейль должен был неизменно содержать три обязательных компонента: Нина, Рокси и «Шинок». Если хоть один из ингредиентов отсутствовал, то эффект терял пьянящую остроту… да и сам смысл.
Это за прилавком девушки были винтиками сферы обслуживания, а здесь они становились свободными, безудержно хохочущими, опасными, неуязвимыми и всемогущими духами тьмы…
Сидя в центре пивного зала рядом с красивой и самоуверенной Рокси, Нина начинала необъяснимо меняться. Она вдруг расправляла плечи, переставала привычно прятать глаза в пол, а наоборот смотрела вокруг с вызовом и азартом. А внутри, где-то на батуте диафрагмы начинали прыгать и кувыркаться весёлые бесенятки. Радостная эйфория охватывала девушек, приподнимала над убогой действительностью и несла по облакам на безумный шабаш…
Сегодня это желанное состояние не приходило. Нина сидела и тупо заливала горе сладким вином. Горе обрушилось на неё с самого утра. После дежурного «доброго утра» ей так удачно пришло в голову сообщить возлюбленному Филу, что она собирается обучаться игре на гитаре, уже купила инструмент и желает записаться к нему на индивидуальные занятия. И тогда, тайно мечтала Нина, они могли бы подолгу оставаться наедине, тихо и деловито переговариваться и обсуждать общие темы, он касался бы её руки, устанавливая пальцы на струнах…
Вопреки счастливым ожиданиям, Фил равнодушно скользнул пустым взглядом по ней, по стене, по невидимой линии горизонта… невнятно буркнув, что мол, больше он не имеет интереса к преподавательской деятельности – столь неблагодарной, бесполезной и малооплачиваемой. Но, вдруг, увидев Рокси, расплылся в широчайшей белозубой улыбке, приосанился и энергично пошёл на цель. Однако в ответ на его дежурные шуточки Рокси превратилась в Снежную Королеву и обдала мертвенным холодом:
– Не советую тебе, Фил, так надолго отдел покидать, а то смотри, все диски группы «Ню» поклонницы растащат.
Потерпев очередное поражение на любовном фронте, Нина пыталась залить вином образовавшуюся сосущую чёрную дыру в душе. «Шинок» всячески в этом сопутствовал. Сначала девушек угощали торговцы мелким хозяйственным ширпотребом, которых вскоре вытеснили брутальные грузчики, гонимые в свою очередь доблестными служителями правопорядка, тоже давно облюбовавшими забегаловку. Все эти мужские компании подливали девушкам вина, пытаясь занять беседой в меру интеллектуальных способностей. Но отвлечь Нину от всепоглощающего горя не удалось никому: ни весёлому продавцу водопроводной мелочёвки, ни грузчикам-близнецам, ни тем более молоденькому участковому, припавшему на пиво.
Горе накатывало волнами, как морской прибой. Волна горького осознания униженности и обиды то откатывала, но не далеко, чтоб её не выпустили из виду и не успели забыть, то с новой силой, пенясь и ворча, накрывала с головой, и тогда Нина, еле сдерживая слезы, отворачивалась в сторону, пряча глаза.
Во время очередного приступа взгляд Нины упал на бусы, украшавшие Рокси. Своим необычным видом они на секунду отвлекли Нину от смакования самоуничижения. Эти бусы Рокси носила часто, и они необыкновенно шли ко всем её нарядам, выявляя первобытную сущность женской чувственности, что так зычно кричала в ней.