Так она пролежала несколько тягостных минут, растянувшихся, как длинные серые нити жевательной резинки, и застывших над ней почти что зримо.
Сопоставив окровавленные руки, заляпанное кровью голубое платье, в котором она и пребывала со вчерашнего дня, разорванные вдрызг босоножки и, наконец, главную улику – злосчастные бусы, Нину ошпарила ужасная догадка:
– Неужели я убила Рокси?!! Из-за бус!..
Как ни странно эта страшная мысль подняла из почти мёртвого состояния бренную оболочку под именем Нина, которая только что едва шевелилась на полу, ещё не до конца перейдя из камня в плоть. Первым делом Нина, пошатываясь и морщась от отвращения к себе, дошла до раковины на кухне. Она стала жадно хватать ртом тёплую струю, словно забыв, что на свете уже придуманы бокалы и другие ёмкости. Она пила, и пила, выпив, наверное, цистерну.
Вместе с влагой в организм возвращалась жизнь. Но одновременно с жизнью всё существо наполнила мрачная тревога. Нина заметалась по квартире, насколько вообще возможно было метаться в её деревянном состоянии. Она несколько раз с остервенением пыталась отмывать окровавленные руки, но ей почему-то казалось, что кровь не смывается.
Через каждые пять минут она звонила Рокси, но домашний телефон не отвечал, а равнодушный мобильник сообщал, что абонент недоступен. После каждого такого сообщения колени у Нины подгибались, начинало подташнивать. Она набирала номер снова и снова, но ничего не менялось. Нина, то уговаривала себя, что не могла убить подругу, то вдруг понимала, что не помнит, как дошла домой… Ничего не помнит…
Провал, как временная смерть – только чёрная сосущая дыра втягивает в себя настоящее, прошлое, будущее… и вот уж ничего не важно: ни былые обиды, ни мечта о норковой шубе, ни встречи с Филом. В ушах периодически стучал навязчивый припев из хита группы «Ню» в исполнении сладкоголосого Фила: «Фиаско жизни принял смела-лла-лла-лла-а…» Какая у него песня тупая, оказывается, никогда бы не додумалась до этого раньше… раньше…
Раньше?! Когда это было! Кажется, целая жизнь прошла со вчерашнего дня. Какой счастливой я, оказывается, была в этом «раньше», в этой светлой безоблачной стране под названием «Раньше»! Тогда у меня было всё, там я покупала лотерейные билеты, мечтала поступить в медицинский колледж, копила деньги на отдых у моря, там было счастье, надежды, будущее. Зачем вообще ходила в этот пошлый омерзительный «Шинок»? Для чего? Сидела там «глаза продавала», ждала, когда какой-нибудь пьяный хмырь захочет оприходовать… – Фу! Мерзость, мерзость, мерзость…
Нина непослушными мокрыми пальцами пыталась расстегнуть проклятые бусы, которые уже ненавидела. Она даже пыталась разорвать нить, но не осилила, а только больно надавила шею. Нина отыскала мамин молитвослов, принялась судорожно читать, хаотично открывая на разных страницах. Но в маленькой, словно карманный словарик, книжице микроскопический текст сливался в чёрные путаные нити.
Господи, за что? За что?! – вопрошала Нина, но суровый ответ напрашивался сам собой, – есть за что – за то, что пила, как бесноватая, за лень, за дурь, за невнимание к близким, за не поставленные цели, за несделанные добрые дела, за всю глупую прожжённую жизнь…
– За что боролись, на то и напоролись. Вот он – логический исход. Теперь меня посадят, я опозорила и себя, и маму, и дочь на веки вечные! Бедная моя Рокси! Это я с перепою приревновала к ней Фила. Убить единственную подругу из-за какого-то тщеславного позёра с его дебильными песнями! На хрен он мне ваще сдался?! И где сейчас тело Рокси? Как отреагируют её мама и дочь на преступление? Что теперь будет? Угнетала себя Нина бесконечными вопросами, на которые не было ответов.
– Нет, не может быть, не может быть, не может быть… – твердила она как заклинание, но аутотренинг нисколько не унимал наползающего ужаса. Её начало колотить, зубы стучали. Чувство полной безысходности и бессилия перед наползающей тьмой заставляло метаться по комнате, словно неприкаянную медведицу в тесной клети зоопарка.
Рокси! Рокси! Видела же, как Фил на неё смотрит, будто кот на сметану. Вот, видимо, агрессия-то и вылилась из подсознания. Боже, там ведь ещё с нами парень был, говорил, вроде он полиционер, наш участковый! Теперь только в бега. Надо срочно бежать, куда-нибудь. А куда? Ну, может, в монастырь какой попроситься и до смерти замаливать там свой грех. Нет, всё равно найдут. Это всю жизнь с таким-то камнем жить в душе, это даже и не жизнь вовсе, а так – медленное гниение.