— Надеюсь, не друг с другом, — холодно смеётся Вильям. — Все девушки сейчас плавают в бассейне, а вы сидите здесь, как педики.
— Здесь очень много горячих цыпочек, — возражает один из дружков Вильяма. — Не хочешь к нам присоединиться?
— Ебите, кого хотите. А я — пас. Мне нужно кое-что сделать перед уездом, — Магнуссон уходит, хлопнув за собой дверью. Я не успеваю прокричать вслед его имя. И теперь мне конец.
========== Зачем мы здесь? ==========
— Исак и Юнас подогнали отличную дурь, — говорит один из парней. Я закатываюсь под кровать в надежде, что обо мне забыли.
— А где та смазливая блондиночка?
Вот чёрт.
— Не знаю, только что здесь была.
— Я видел её на полу.
Кто-то начинает тащить меня за ногу.
— Нашёл! — радостно вопит парень, выдыхая дым прямо мне в лицо. — Ты нас боишься?
Все начинают громко смеяться.
— Ей есть чего бояться.
— Стойте! Нужно завязать ей глаза.
— Может, усыпим её?
— Вальтер, ты придурок? Зачем говорить вслух?
— А зачем ты назвал моё имя?
— Она всё равно запомнила наши лица.
— Может, отпустим её? Будто ничего не было?
— А я хочу, чтобы было.
Кто-то быстрым движением набрасывает мне на глаза какую-то тряпку сзади, и завязывает где-то под затылком. Мне не остаётся ничего другого, как начать кричать во всю глотку.
— Вильям!
— Она знает Вильяма? Может, они трахаются? Ему может не понравиться то, что мы сейчас с ней сделаем.
— Да мне похуй, он сам сказал — ебите кого хотите.
— Да, верно.
С меня начинают стаскивать кофту, и я кричу ещё громче:
— Вильям!
— Может, заткнём ей рот чем-нибудь? Кто знает, у Вильяма есть секс-игрушки?
— Вильям!!! — ещё громче ору я.
Господи. Кто-нибудь. Пожалуйста.
Сон начинает сбываться. Чёрт возьми. Чёрт. Чёрт!
— Не надо. Я девственница! — умоляю я.
— О-о, Рикки, это по твоей части, — ржёт один из Пенетраторов.
— На хера ты назвал моё имя?! — возмущается парень писклявым голосом.
— Да какая разница? Она всё равно ничего не сможет доказать.
— Здесь точно нет камер?
— Нет, не думаю, что Вильям любит записывать свой секс на видео.
— А вдруг он извращенец похуже, чем мы с вами?
— Хуже нас с вами не бывает. Ну, разве только те, кто трахают собак — они настоящие извращенцы.
— Зоофилы, — подсказывает кто-то.
— Да, точно.
— Помогите!!! — ору я, заметив, что музыка на первом этаже стала тише. Вдруг меня услышат? Наверняка кто-то сейчас мог проходить мимо.
— Тресни её по голове чем-нибудь, и приступим к делу, — говорит один из них басом.
— Я не бью девушек, я их просто…
— Насилую, — ржёт парень-басист.
С меня начинают медленно стягивать штаны вместе с трусами. Лифчик эти парни решают оставить в покое. Дрыгая ногами, как в езде на велосипеде, я пытаюсь зарядить в нос хоть кому-нибудь из этих уродов. Боже, мамочка, почему я не полетела с тобой в Париж? К чёрту учебу, если помимо уроков и оценок, меня насилуют ещё и парни? К тому же, Пенетраторы. Я и подумать не могла, что эти придурки могут опуститься до такого уровня? Им что, совсем некого трахать? Да любая первокурсница прыгнет на член любому из них, ради повышения популярности в школе. Это же у нас, блядь, так важно — статус повысить. Неважно, какой ценой.
— У кого-нибудь есть смазка?
— И презервативы. Мало ли, чем она болеет.
— Она же девственница, дибил.
— Думаешь, я хочу испачкать член кровью? Я не настолько ебанутый.
— Забыл, что ты у нас помешан на гигиене.
— А я, пожалуй, буду без защиты. Так приятнее.
Одобрительный смех доносится до моих ушей прежде, чем кто-то начинает медленно входить внутрь. Холодными пальцами парень, который пытается разорвать девственную плеву, думает, что если помассировав клитор, дело пойдёт быстрее. Больно. Чёрт, как больно! В меня словно засовывают биту с гвоздями. Блядь. Я начинаю кричать, выкрикивая различные имена, которые всплывают в голове. Кажется, я звала Еву, Вильде, Исака, Вильяма, по несколько сотен раз. Просила прощение у отца. Ненавидела себя за такую глупость — прийти сюда было ошибкой. Я сама во всём виновата. Как себя поставишь в обществе, так оно и будет тебя трахать. Раком, или мысленно. В данном случае, раком. Если бы я повела себя более уверенней, может, всего этого бы и не было. Я сама позволила этому парню отвести себя на второй этаж. Доверилась этим уродам. И вот что из этого вышло.
— Кажется, я вошёл, — радуется тот, кто продолжает упираться ладонью мне в спину. Начинает наращивать темп. Боли уже нет. Тело словно одеревенело. Мне остаётся лишь уткнуться щекой в стол, потому что сил кричать не осталось. Я больше не девственница. Меня изнасиловали, и будут делать это до тех пор, пока им не надоест.
Что же я скажу маме, когда она приедет? Нет, я никогда не расскажу ей об этом. Она не узнает. Я лишилась отца, не хочу потерять доверие собственной мамы. Это будет последней каплей.
— Теперь я, — говорит кто-то слева от меня. Парень высовывает из меня член, и тело пронзает болью, которая отдаёт в стопы ног, в костяшки пальцев на руках, в спину, в голову, и в то самое место, куда ещё секунду назад долбился один из находящихся здесь мразей. В меня снова проникает пульсирующий член, который кажется в два раза больше, чем предыдущий.
— Смотри, не порви её на части.
Мой крик звоном отдаёт в собственные уши. Я едва могу слышать происходящее. Разговоры в другой части комнаты, чей-то смех, сомнения, стоит ли продолжать и вообще находиться здесь.
Я умираю. Кажется, я никогда не смогу смотреть людям в глаза. И то, что мне захотелось сделать (впервые в жизни) ужасает до мурашек по телу. Мне хочется убить каждого в этой комнате. Каждого, кто хоть один раз подумал о насилии над девушкой. А того, кто лишил меня девственности путём насилия — сжечь, предварительно засунув иголки под его ничтожные ногти. Таких людей нужно убивать. Сразу. На месте. Не думая. Я понимаю, что, поставь меня перед этой шайкой, дав в руки пистолет, я не дрогну.
Кто-то начинает ломиться в дверь.
— Помогите, — хочется, чтобы это было криком. Но я едва выдыхаю это единственное слово и теряю сознание. Руки падают со стола и висят в воздухе. Парень, насиловавший меня, достаёт член, и, судя по звукам, отходит к двери. Все в этой комнате замирают. Я даже не слышу собственного дыхания. И сердце едва бьётся.
Мои руки свободны. Меня никто не насилует. Правая рука с огромным трудом поднимается и приспускает повязку на глазах. Парень с членом в руке прислушивается к происходящему за дверью. Музыка на первом этаже не играет. Нас окружает лишь тишина и собственные мысли. Я буквально чувствую леденящий кровь ужас этих парней, их осознание того, что же они натворили, и соучастниками чего сейчас стали.
Секунда. Две. Три.
Резкий грохот — и дверь вылетает из петель, падая на паркет. В комнату врывается толпа людей в сопровождении Исака, Юнаса и того самого двухметрового парня, который целовался с нашим голубым мальчиком на кухне. Мне становится так стыдно — невыносимо стыдно. Ведь я стою раком, без трусов, в одном лишь лифчике. На носу та самая повязка, которая должна была спасти этих парней от наказания. Слёзы катятся по щекам, и у меня даже нет сил, чтобы поднять руки и вытереть лицо.
Примерно шестеро парней набрасывается на толпу Пенетраторов, а те даже не сопротивляются. Кто-то из друзей Юнаса снимает происходящее на камеру в качестве доказательства. Начинается настоящая бойня. Во всей этой суматохе я нахожу свои трусы, трясущимися руками натягиваю их на себя, и в толпе сцепившихся ребят я замечаю свою лучшую подругу. Её зарёванное лицо говорит мне о том, что с ней что-то случилось. Чёрт возьми, Ева, зачем мы здесь? Лучше бы остались дома.
Рыдающая подруга трясущимися ногами подходит ко мне, поднимает с паркета, набрасывает на меня знакомую джинсовую куртку Юнаса, и мы выбегаем из этой чёртовой комнаты. Ева ведёт меня на первый этаж. Я нахожу свою обувь, и мы уходим из этого дома. Внизу я мельком замечаю ошарашенные взгляды девушек, которые ещё недавно купались в бассейне. Читаю в их глазах сочувствие и ужас, который они сейчас испытывают, глядя на меня. А я ничего не чувствую. Кажется, я никогда не стану такой, как прежде. И это, на самом деле, очень пугает.