В университете, начиная с первого курса и до последнего, трое неразлучных друзей сидели на одной скамейке. Вагнер в своих воспоминаниях замечает: «Если справедливо, что дружба держится на противоположностях, то именно наша дружба могла оправдать это правило».
По его рассказам, — а Вагнер был не только ученым, но и писателем, одаренным зорким глазом и памятливостью, — Бутлеров был довольно высокого роста и крепко сложенный сангвиник. Пятницкий был еще выше и также атлетического сложения. Рост самого Вагнера, по его словам, был таков, «что во всех лавках не могли найти шпаги настолько короткой, чтобы она не заходила ниже щиколотки, и принуждены были обрезать почти на вершок самую короткую шпагу, какую находили в гостином дворе».
Бутлеров был красивый блондин с голубыми, немного прищуренными глазами; с его румяных губ не сходила приветливая улыбка. Пятницкий из-за непропорционально большой головы казался ниже своего роста. У него было круглое, белое, пухлое лицо, короткий курносый нос; ироническая улыбка неизменно кривила его толстые губы. О себе Вагнер говорит, что казался в то время почти ребенком. Волосы торчали на его голове вихрами, лицо украшали довольно большие серо-зеленые глаза и оттопыренные губы.
Наиболее легкомысленным из троих друзей, по словам Вагнера, был Пятницкий, наиболее серьезным — Бутлеров. Тем не менее занимались они всегда вместе и аккуратно записывали лекции, не пропуская ни одной. По этим запискам готовились к экзаменам. Один из них, чаще всего Бутлеров, читал, двое слушали и затем рассказывали то, что слышали. Книг и руководств не было никаких. На первых курсах Вагнер и Бутлеров ревностно занимались собиранием насекомых, совершая свои экскурсии в окрестностях Казани и часто удаляясь от города на десять, двадцать и тридцать верст.
Вагнер подчеркивает в своих воспоминаниях, что зоология увлекала их своей живой связанностью с природой. Лекции же «сухого немца-профессора», который читал этот предмет, были, по отзыву Вагнера, очень скучны, и читал их «немец» по немецкому учебнику.
Этот «сухой профессор», Эдуард Александрович Эверсман (1794–1860), был действительно немец, принявший, правда, русское подданство, но говоривший по-русски очень плохо, несмотря на то, что провел в России почти всю жизнь и очень много путешествовал по Уралу и оренбургским степям. За сорок лет своих путешествий он собрал большое количество ценных зоологических экземпляров, но обогатил ими не русский, а Берлинский музей, куда пересылал лучшие свои находки. В «Естественной истории Оренбургского края», написанной им, оказалось много ошибок, как и в других его описаниях русской флоры и фауны, но все же, как первые работы в этой области, они имели некоторое значение для последующих исследователей.
Однако всем студентам было известно, что открытием ряда новых и интересных животных, описанных Эверсманом, — наука была обязана не ему, а Павлу Романову, препаратору Эверсмана. Это был человек едва грамотный, но одаренный от природы, любознательный охотник и ревностный коллекционер. Эверсман часто посылал его в отдаленные и продолжительные экскурсии в киргизские степи, на Алтай, к берегам Балхаша и Аральского моря для собирания зоологических коллекций, и всегда Романов возвращался с богатой добычей.
Эверсман был мало общителен со студентами, лекции читал вяло и однообразно, придерживаясь старых немецких учебников. В противоположность профессору, Романов охотно делился опытом и знаниями со студентами и своими увлекательными рассказами завоевал науке немало искренних и горячих приверженцев, Вагнер и Бутлеров среди них были самыми ревностными. По совету Романова, готовясь к будущим экскурсиям, друзья уделяли много внимания и чисто физической подготовке.
Бутлеров выделялся среди сверстников физической силой и ловкостью. Он был тяжеловат и неуклюж и никогда в жизни не танцовал, но в физических упражнениях и акробатике мало кто мог с ним соперничать. Стоило побывать в Казани какому-нибудь силачу или жонглеру, как через несколько дней Бутлеров уже показывал друзьям те же самые упражнения и приемы.
Бутлеров и Пятницкий упражнялись пудовыми гирями и любили при случае показывать свою силу. Так, например, приходя к Вагнеру и не заставая его дома, Бутлеров нередко оставлял у него вместо визитной карточки выгнутый из кочерги свой инициал, букву «Б».