— Имеется, — признался Евдоким.
— Ну, с «товарищем»-то еще можно. Мужики все с вилами, а ружей не видать. Может, и проедете. Народ вы чужестранный.
Решили трогать. За версту от завода целая толпа с топорами и косами гнала штук двадцать хороших заводских быков. Народ оказался токмалинский. Остановились.
— Куда скотину гоните? — спросил Евдоким.
— Отбили… Марковское имение спасаем.
— Спасаете?
Выяснилось, спасение состояло в том, что пока зубовцы разбирали хлеб и муку, токмалинцы под шумок угнали скот.
Вот уж и Кондурча показалась, блеснула под луной, словно выплеснутое из ковша расплавленное олово. На той стороне — винокуренный завод. Там и сям возле амбаров мелькают тени, слышится перестук колес. Вдруг за мостом из кустов — бабах! Ба-бах! Евдоким выхватил револьвер и тоже выстрелил в ту сторону. Телега остановилась.
— Эй, кто вы? — послышалось из темноты.
— Мы проезжие, а вы, верно, с ума спятили, в людей палите?
— Так мы в гору, чтоб остановить. Думали, марковские приказчики… Житья от них нету.
К повозке подошли четверо крестьян с ружьями и вилами.
— Пьяны вы, что ли? — выругался Евдоким.
— Ни-ни! Сами казенку закрыли, а на заводе охрану поставили, чтоб и духу винного не было.
— Это дело, — похвалил ямщик. — А как имение?
— Звания не оставили. Все подчистую…
— Н-да…
— Кругом охальничают: в Митровке у Соколова тоже все под метелку сожгли. Анафемы! Жечь-то зачем? У нас, слава богу, этого не будет. Мужики так и сказали: убьем, ежели кто зажжет.
— А побоища?
— Спаси и сохрани царица небесная! Этого нет. Только вот пащата наши озорники, не сладишь с ними. Что ведь делают? В лавках на базаре из подвалов все варенье растащили, бесстыжие, и слопали!
…В селе было тихо, лишь изредка подвывала собака, глядя на зловещее зарево.
Посылая Евдокима, Князев вручил ему несколько писем к своим знакомым. В числе их и братьям Минаевым из слободы Черемухово. «Мужики умные, развитые», — аттестовал их Антип.
По дороге в Черемухово Евдоким остановился в селе Шламове. На постоялом дворе, куда завернул он перекусить, сидело человек пятнадцать мужиков. Пили чай и оживленно разговаривали. Евдоким прислушался.
— Полтора пуда бумаг у него нашли, — таинственно сообщил своим собеседникам угловатый черный малый. — И что бы вы думали в тех бумагах? Подписки! — шептал он таинственно, подняв вверх заскорузлый палец. — Ага. Улещал мужиков подписываться, значит, царя убить и церкви запечатать. От антихриста, слышь, ездил…
— Полтора пуда?! Ма-атерия…
— Награду, слышь, дадут за него?
— А то! Урядник калякал — по двадцать пять целковых за каждого будет. Антихрист разослал их по всем селам бунты делать.
— Истинно правда. Ходят по деревням и раздают хлеб печеный. Даром. А как разломишь его — там дерьмо.
— Ну-у-у?
— Ей-бо! Старшина намедни сказывал.
— Что делают, что делают! — вздыхали слушатели.
— Только теперь им крышка, — продолжал угловатый малый уверенно. — Наши везде караул поставили, никого не пропущают, ни конного, ни пешего, всех допрашивают, не студент ли?
— А у нас, в Волчьей, от тех стюдентов — нашествие целое, — вмешался какой-то облезлый конопатый мужичонка. — Сказывали, ждут к себе подкрепление: еще восемь из Самары. Прибудут, значитца, с ружьями и станут всех бить и подписку брать.
— Ах, разбойники! Чего же смотрят на них?
— Погоди, — усмехнулся хитровато конопатый, — раз награда выходит… У нас все и спят с топорами. Ждем. Как приедут, так сейчас в набат. Беда вот, поп у нас тоже стюдент… Стал читать манифест, а он фальшивый: насчет земли там ничего не прописано.
— Знамо, фальшивый!.. — подал голос мужик, кривой на один глаз. — В Черемухове, который от антихриста читал манифест, ему и попало. Диво дивинское, братцы! Человек восемь в колья взяли — ничто! Живуч, что тебе кошка! Спасибо дедушке одному — надоумил, грит: православные, окромя, как осью, его ничем не пошабашить. Да чтобы у оси той беспременно три дыры. По всей слободе искали ось ды как дали ему раз — мозг у него разлетелся. С одного маху сатанинский дух вышел.
— Гляди-ко! Значит, колдун?
— Знамо, ежели от антихриста прислан.
— У нас тоже оси приготовили, — продолжал конопатый. — Ходили к попу спрашивать, а он трясется весь и как воды в рот набрал…
— Какие дела пошли, а?
Евдоким ужаснулся, слушая такое. «С ними ли о республике толковать!»