— Кхм! Да. К сожалению, малоутешительные… — испустил вздох Добрянский.
Открылась беззвучно дверь из внутренних покоев, показался Засядко.
— Господа, прошу вас в кабинет.
Все поспешно встали, последовали за губернатором. В кабинете на первом этаже ожидал незнакомый генерал с седеющими висками, одетый в походную форму и при оружии. Засядко представил ему вошедших. Тот поклонился, как заметил придирчивый Сергеев, без должного почтения. Засядко пригласил всех сесть, обвел хмурым взглядом кабинет, принялся лаконично излагать дело.
На станции Самара застряли воинские эшелоны, следующие из Забайкалья. В эшелонах — пехотная дивизия Дэви. Он, губернатор, сочувствует и вполне разделяет возмущение генерала, но увы!
Засядко не закончил свою мысль, устремил взор вверх к аллегорическим фигурам, парящим в лазури потолка, предоставляя, видимо, им досказывать.
— Господа, я настоятельно просил бы не забывать, что дивизия следует из Маньчжурии, — отозвался Дэви негромким, словно приглушенным могучими усищами голосом. — Простите, господа, мою настойчивость, но меня поражает бессилие властей! Дайте мне машинистов, и они у меня до самого Киева поведут паровозы. Под пулеметами поведут!
— Это было бы возможно, будь губерния на особом положении…
— Но что же делать? Я не могу подвергать дивизию воздействию ваших агитаторов… Пардон! Агитаторов забастовщиков. Это раз-ло-же-ние! Обстановка вынуждает меня принять чрезвычайные меры, — заявил он безоговорочно, с твердостью.
Засядко ничего не ответил. Молчали и остальные, сосредоточенно думая и поглядывая на напористого генерала, Добрянский, воспользовавшись заминкой, протянул губернатору только что полученную депешу жандармской агентуры. Засядко просмотрел бегло листок, и все заметили, как по лицу его пошли пятна и ноздри тонкого носа затрепетали. Он соображал что-то, вертя в руках донесение. Вдруг красивый рот его оскалился.
— Вот, полюбуйтесь, — протянул он бумагу генералу Дэви. Тот взял, принялся читать внимательно, взвешивая, видимо, про себя каждую фразу. Заслуживающий полного доверия агент писал:
«Совершенно точно установлено: вооруженное восстание начнется в ночь на 11 декабря арестом губернатора и других лиц. Исполнительный комитет Совета мобилизует все железнодорожные и рабочие вооруженные дружины. Местные артиллерийские части обязались соблюдать нейтралитет. Революционный штаб — в Пушкинском доме».
— Стало быть, сегодня… — протянул Дэви утверждающе, возвращая бумагу губернатору.
— Как видите, генерал, машинисты — это… — Засядко поднял руку, пошевелил небрежно пальцами и, сжав в кулак, резко опустил. — Бить надо в голову!
— У вас есть план? — спросил Дэви.
— Нам известно осиное гнездо.
— Хорошо. Реляция военному министру, надеюсь, будет дана вами. И с должной мотивировкой, — заключил Дэви, слегка повысив голос.
— Безусловно, — подтвердил губернатор.
— Согласование всех вопросов, а также исполнение поручаю вам, полковник, — сказал Сергеев своему заместителю Баранову.
Тот щелкнул каблуками: как жаль, что не видела его сейчас красавица губернаторша!..
На стене кабинета Засядко — карта города. План операции разработали быстро: блокировка, а затем разоружение артиллеристов в казарме — раз. Ликвидация штаба восстания — два. Облава на железнодорожных машинистов и служащих — три. Для карательной акции генерал Дэви выделял из состава дивизии четыре пехотные роты с пулеметами. Сергеев — 8-й Оренбургский казачий полк. Последующие репрессивные меры возлагались на полицию. Сверили часы, простились с губернатором и тотчас разошлись.
Отмахав двадцать пять верст пешком, Князев зашел в исполком Совета рабочих депутатов, однако ни Михаила Заводского ни заместителей его на месте не было. Антип спустился в зал. Там, как всегда, дым коромыслом. На трибуне ораторствовала какая-то пожилая женщина. Платок сбился назад, пальто расстегнуто. Шарканье ног, шушуканье в зале на нее не действовали, она размашисто, увлеченно бросала в публику слова, но Антип, стоявший в конце зала, улавливал только отдельные куски фраз.
— …Нас, женщин… страшная безвыходная… гибнет в домах разврата… нужда… Так дайте же нам права! Нет, нельзя… не несем воинскую повинность. У нас другая обязанность: вскармливать солдат государству!.. Тяжелее воинской… требуем… выбора наравне с мужчинами… наравне! — горячо воскликнула в заключение ораторша, и вдруг вместо рукоплесканий послышалось, приглушенное стеклами окон: «Трам-та-тат-тат-там!»